Принцесса Рене де Валуа Французская, которую под руку выводил, точнее, выволакивал из спальни очередной соглядатай, пожелала ему провалиться сквозь землю, но все же, набросив простыню на голое тело, последовала за ним. Унижение заглушило голос бушевавшей в ней ярости, когда она увидела множество выпученных от удивления глаз, наслаждающихся бесплатным представлением: ее, младшую дочь покойного короля Людовика, в дезабилье волокли по галерее, как осужденную преступницу на виселицу.
Позади нее под конвоем королевской стражи понуро шагал ее возлюбленный Рафаэль. И без того неопрятную одежду художника усеивали многочисленные пятна, потому как его грубо прервали во время создания очередного шедевра, для которого как раз и позировала принцесса. Своевольная и упрямая Рене, которую отныне при дворе станут величать не иначе как «распутной принцессой, опозорившей дом Валуа», помогала художнику создать образ Венеры.
Герцог де Субиз, ее жестокосердный мучитель, улыбнулся с мрачным удовлетворением, когда толпа расступилась перед ними, открывая проход к апартаментам короля Франциска. Рене высоко держала голову, демонстрируя фамильное величие, унаследованное ею от королевы Анны, герцогини Бретонской, любимой и безвременно ушедшей матушки. Принцесса изо всех сил старалась загнать поглубже и подавить в себе испуганную маленькую девочку–сироту, которой отчаянно хотелось забиться в укромный уголок и выплакаться вволю. Но винить в случившемся ей было некого, кроме себя.
Субиз всего лишь воспользовался ее безрассудством. Принцессе и в голову не могло прийти, что старый повеса и пьяница, которого она полагала совершенным ничтожеством, посмеет когда–либо ворваться к ней в спальню в сопровождении стражников, выполняя приказ Длинноносого[6]. И вот, пока Рене со всем пылом юности предавалась своей первой любовной интрижке, представлявшейся ей величайшей любовью всей жизни, Субиз в мельчайших деталях спланировал свой завершающий смертельный удар.
Рене вспомнила себя, послушное дитя с покладистым характером, какой она была еще совсем недавно. Та девочка и помыслить не могла о том, чтобы стать любовницей нищего художника, но после смерти матушки три зимы назад она стала сама не своя. А потом, немного оправившись, она в полной мере продемонстрировала унаследованным от матери гордый нрав и с гневом разорвала путы, наложенные на нее бессердечным отцом, превратившись в настолько своевольное и непокорное создание, что королю Людовику пришлось в срочном порядке заключить новый брачный контракт для пятнадцатилетней сорвиголовы–дочери. Поскольку ее нареченный, принц Андре Наваррский, пал смертью храбрых на поле брани, ее венценосный отец остановил свой выбор на престарелом герцоге Лотарингском. К великому облегчению Рене, герцог преставился еще до того, как на брачном контракте высохли чернила.
Рене помнила, как отец заявил ей, что она сведет его в могилу, если он в самом скором времени не подыщет ей супруга и не сбудет с рук. В результате они объявили друг другу войну. Чтобы сломить ее упрямство и вынудить дочь искать спасения в брачном союзе, король держал Рене при себе, заставляя принцессу заниматься утомительными государственными делами, истощавшими ее силы и терпение.
Двумя годами позже король проиграл эту битву и покинул сей мир, от раздражения и бессилия, как полагала Рене. Хотя придворные шептались по углам, что это случилось «вследствие чрезмерного усердия в постели», когда одряхлевший король предпринял последнюю и отчаянную попытку обзавестись наследником мужского иола от своей третьей и очень молодой супруги Марии Тюдор, сестры короля Англии Генриха VIII, ставшей лучшей подругой Рене.
«Своевольная Рене» — так назвал ее на смертном одре король Людовик, и это прозвище как–то очень быстро подхватили придворные, после чего оно прилипло к принцессе намертво.
— Вы полагаете, что пошли в мать, но на самом деле удались в меня. Если бы не закон, запрещающий женщинам претендовать на трон Франции, то на своем месте я предпочел бы увидеть вас, дочь моя.
— Но моя сестра Клоди старше меня, — напомнила его величеству Рене.
— Господь наделил нашу Клоди разумом коровы, — с отвращением бросил венценосный родитель. — Она сущая корова, наша Клоди, и более мне нечего добавить.
После смерти отца Рене ни разу не затосковала о нем.
Увы, очень скоро ей пришлось пожалеть об этом, потому как Длинноносый, едва заняв опустевший престол, подыскал принцессе нового нареченного. Им оказался германский принц, по словам сплетников, тугодум и урод. Но Рене избавилась от него с необыкновенной легкостью. Вовремя распущенные слухи о возможном отравлении быстро заставили его отказаться от мысли сочетаться с ней браком. Король же Франциск пришел в неописуемую ярость.
— Вы чертовски соблазнительны и очаровательны, Рене, настоящая богиня любви, — нагло заявил престарелый и потасканный Субиз, похотливо причмокивая губами. — Вы больше нравились мне обнаженной, какой вы были всего мгновение назад. Настоящее пиршество для моих глаз…
— Я выцарапаю ваши бесстыжие глаза, старый дурак!
— Вот оно, прискорбное влияние мадам Маргариты. У нее очень странные представления о месте женщины при дворе. Эта свобода мысли, свобода нравов и любви…
Рене метнула на Субиза убийственный взгляд. Маргарита Ангулемская, старшая сестра короля Франциска, считалась покровительницей искусств, гуманистов и реформаторов, поэтессой и драматургом. Ее пользующийся широкой известностью салон «Новый Парнас» стал подлинным прибежищем для Рене после того, как она лишилась обоих родителей, а старшая сестра Клоди вновь вышла замуж. Именно там из одинокой, недовольной и замкнутой девочки она превратилась в настоящую леди, которой всегда хотела быть.
— Я уверена, его величеству будет очень интересно узнать ваше мнение о его сестре, Субиз.
— Вы неправильно меня поняли, ma petite[7]. Я благодарен сестре короля за то, что вы попали ко мне в руки. Не беспокойтесь, мы с вами продолжим без устали упражняться в любовных утехах, которые она столь яростно проповедует. А при дворе скажут: «Блестящая и полная жизни молодая принцесса с фиалковыми глазами стала любимой супругой…»
— Старый тупица, у вас в мозгах уже черви завелись! — воскликнула Рене, когда его иссохшие пальцы больно стиснули ее запястье.
— Лучше уж я, чем никто, потому что ни один блистательный принц не согласится взять вас в жены, беспутная принцесса.
Девушка сделала ошибку, взглянув на него — на неприкрытую похоть в глазах, на капельки слюны в уголках губ, на отвисший второй подбородок, — и содрогнулась от омерзения. При дворе не было более отвратительного создания.
