По приказанию полковника, отданному повелительным тоном, двое собственных работников трактирщика привязали его к длинному шесту нории.
— Теперь, — продолжал полковник, — возьмите каждый по реате25 и бейте его изо всей силы по пояснице до тех пор, пока он не признает себя побежденным и не согласится исполнять мои приказания.
Пеоны, делая вид, что они только повинуются силе и, так сказать, поневоле исполняют приказание полковника, поддерживаемое четырьмя карабинами и двумя пистолетами, принялись осыпать ударами трактирщика.
Тут, чтобы не уклониться от истины, необходимо заметить, что пеоны со страху или же, может быть, по какой-либо другой причине, но только вполне добросовестно исполняли обязанности палачей.
Трактирщик ревел как бык, он бесился от ярости и извивался как змея, тщетно стараясь вырваться.
Полковник бесстрастно стоял возле него и время от времени ехидно справлялся, как тому нравится эта манера укрощения строптивых и признает ли он, наконец, себя побежденным.
Человеческие силы имеют границы, которых не переступить. Несмотря на все свое бешенство, несмотря на упрямство, трактирщик в конце концов должен был осознать, что тут нашла коса на камень и, если он не хочет быть запорот насмерть, ему волей-неволей нужно покориться полковнику.
— Я сдаюсь! — крикнул он глухим голосом, в котором были слышны гнев и страдание.
— Уже? — холодно проговорил полковник. — Хм! А я считал тебя храбрее! Ты получил всего каких-нибудь тридцать ударов. Довольно! Теперь можете развязать вашего хозяина.
Пеоны поспешили исполнить приказание. Получив свободу, трактирщик захотел подняться, но силы ему изменили, он упал на землю, где пролежал без движения несколько минут.
Наконец он сделал отчаянное усилие и поднялся.
Бледное лицо его нервно подергивалось, в висках стучало, в ушах стоял звон и слезы стыда струились из его глаз.
Шатаясь, он подошел к полковнику.
— Я весь к вашим услугам, caballero, — сказал он, покорно склоняя голову, — приказывайте.
— Хорошо! — отвечал последний. — Наконец-то вы образумились!.. Таким вы мне нравитесь гораздо больше… Прикажите дать корму моим лошадям и помогите моим слугам прислуживать мне.
— Извините, senor caballero, — продолжал трактирщик, — вы позволите мне сказать вам два слова?
Полковник презрительно улыбнулся.
— Зачем? Я и так знаю все, что вы могли бы мне сказать: вы хотите объявить, что теперь сдаетесь, но вас принудили к этому силой, и вы мне отомстите при случае, не так ли?
— Да, — глухо прошептал трактирщик.
— Ну, сколько вам будет угодно, только советую не действовать очертя голову, потому что если вы промахнетесь, то, предупреждаю вас, я уж наверняка не промахнусь. А теперь делайте, что вам приказывают, да поживей.
Трактирщик посмотрел на удалявшегося полковника с таким выражением ненависти, которое отвратительно исказило его лицо. Затем, когда полковник совсем ушел со двора, он прошептал вполголоса:
— Да, я отомщу тебе, дьявол, и даже раньше, чем ты думаешь.
Потом лицо месонеро приняло обычное выражение, и он занялся работами по дому с такой расторопностью и деланным равнодушием, которые заставили призадуматься слуг, знавших его мстительный характер. Трактирщик прислуживал остановившимся у него путешественникам так внимательно и вежливо, что оставалось только удивляться этой счастливой перемене. Это напускное смирение было подозрительным.
Однако все обошлось спокойно. Путешественники один за другим ушли спать, потом трактирщик проверил, все ли в порядке, и, в свою очередь, удалился в помещение, которое занимал он сам.
Полковник уже несколько часов спал глубоким сном, когда его вдруг разбудил сильный стук в дверь.
— Кто там?
— Тише! — отвечали ему снаружи. — Отворите, это друг.
— Кто бы вы ни были, друг или враг, потрудитесь объяснить, с кем имею дело.
— Я, — отвечал голос, — тот человек, которого вы встретили в дороге.
— Гм! Что вам от меня нужно? Почему вы не спите вместо того, чтобы будить меня в такой неурочный час?
— Отворите, ради самого неба! Мне нужно сообщить вам очень важные новости.
Полковник с минуту раздумывал, а затем решил, что человек, которому он не сделал никакого зла, не мог быть врагом. Из предосторожности вооружившись одним из пистолетов, лежавших рядом с ним на случай тревоги, он пошел отворять.
Незнакомец быстро вошел в комнату и затворил за собой дверь.
— Выслушайте меня… Трактирщик что-то замышляет против вас.
— Я догадываюсь, — отвечал полковник, зажигая светильник, — но что бы он ни делал, ему не справиться со мной, я слишком крупная дичь для него, и негодяй только сам погибнет при этом.
— Кто знает… — проговорил незнакомец.
— Значит, вы знаете что-нибудь наверное. Может быть, мне грозит опасность в этом самом доме?
— Не думаю.
— В таком случае скажите, что же вам удалось узнать?
— За этим я и пришел. Но прежде всего, так как я вам совершенно незнаком, позвольте мне представиться.
— Зачем?
— Кто знает, что может случиться на этой земле, и, по-моему, всегда очень полезно отличать друзей от врагов.
— Говорите, я вас слушаю.
— За исключением моего имени, вы меня почти разгадали. Эти рубища прикрывают не только мое тело, но и целый капитал… Я дон Корнелио Мендоса, студент. В Гвадалахаре у меня была тетка, сделавшая меня, умирая, своим наследником. Я везу с собой в поясе полтораста унций золотом26, а в моем бумажнике хранится на такую же сумму векселей, по которым я получу деньги в Сан-Блазе. Как видите, я вовсе не так уж беден, как это может казаться. Но от Гвадалахары до Сан-Блаза путь не близкий и довольно опасный, вот почему я и вырядился таким образом, в надежде избежать воров, если это возможно.
— Очень хорошо, дон Корнелио. Теперь вы можете переменить костюм, надеюсь, дальше мы поедем вместе.
— Буду очень рад, но только, временно я сохраню мой костюм леперо27.
— Как вам будет угодно, а теперь займемся более серьезным… Что такое вы еще узнали?
— Не много, но совершенно достаточно для того, чтобы заставить вас принять необходимые меры предосторожности. Наш хозяин, убедившись, что все разошлись по своим комнатам, разбудил одного из своих слуг, того самого, который бил его особенно усердно.
— Я припоминаю лицо этого негодяя.
— Прекрасно! Хозяин увел его в свою комнату и около десяти минут пробыл с ним взаперти, затем открыл одно из окон, пеон выскочил на дорогу и побежал во всю прыть.
— О-о! — проговорил полковник.
— Трактирщик провожал его глазами до тех пор, пока он не скрылся из виду, а потом пробормотал несколько слов, я расслышал только одно.
