Принесли вино. Оба почти одновременно подняли бокалы, улыбнулись и выпили. Казанова, увидев, как его визави залпом опустошил свой бокал, испытал чувство отвращения. Значит, Лоренцо совсем не изменился. Похоже, да Понте полагал, что этими трюками сможет произвести на него, Джакомо Казанову, хорошее впечатление! Ну и вид у Лоренцо: длинные нечесаные волосы, свисающие неухоженными прядями на пожелтевший ворот! Пальцы на правой руке были грязно-коричневого цвета, наверное, из-за того, что да Понте постоянно набивал трубку. Вот он снова достал одну из трубок, собираясь закурить. У подобных типов курение — настоящий порок, ведь они ничего не понимают в этой жизни и большую часть времени проводят за пустыми разговорами!
— Но зачем же жаловаться и сетовать на нашу жизнь, Лоренцо? — добавил Казанова. — Отныне твои дела пойдут на лад. Мы всегда понимали друг друга с полуслова. И это неудивительно, потому что мы родом из одного и того же уголка Европы, прекраснейшего из городов. По сравнению с Венецией Прага — всего лишь провинция, точнее сказать — захолустье! Расскажи-ка о своей опере. Я постараюсь быть благодарным слушателем!
Да Понте именно этого и ждал. Конечно, он надеялся, что его похвалят и станут расспрашивать о работе. Лоренцо даже приосанился и заказал еще один графинчик вина. Он призадумался, с чего бы начать, чтобы потом выложить все разом. Это невыносимо, но Казанова умел отвлекать от главного. О чем речь в опере? Каков замысел? Сколько персонажей? Что Лоренцо придумал для оперы опер? Что-то новое, чего никто не ожидал? Или, скорее всего, он использовал старые замыслы, может, как всегда, что-нибудь из античности? Раньше да Понте всегда обращался к античности, если у него не хватало времени. Тогда достаточно было взять старый сюжет, немного подправить его и растянуть, чтобы хватило на два часа постановки.
Наконец-то принесли графин вина. Да Понте налил сначала себе, а затем, покачав головой, словно порицая свою оплошность, налил Казанове, который был старше его. Каждый раз, когда Лоренцо подносил бокал к губам, пара капель попадала на подбородок. Еще один трюк, используемый для того, чтобы произвести впечатление. Наверно, да Понте долго репетировал перед зеркалом это трагическое пьянство, которому он научился у теноров в Вене! Теноры пили слишком быстро или вовсе не притрагивались к спиртному. Басы пили медленно, основательно. Однако какого мнения были об этом болтуне Лоренцо при дворе кайзера в Вене?
— Сам замысел, сюжет деликатен, — начал да Понте. — Я долгое время размышлял, наверное, пару месяцев, прежде чем согласился на премьеру в Праге, в городе, где больше, чем где бы то ни было в Европе, смыслят в музыке. Именно в музыке. Конечно, с Венецией Прагу не сравнить. Но относительно музыки, а я имею сейчас в виду только ее, Прага в некотором смысле столица Европы. Ты ведь согласен с этим?
— Действительно, — Казанова нарочито кивнул, — действительно, здесь превосходные музыканты. Сегодня утром я имел удовольствие проснуться в моем дворце от их игры. Они исполнили для меня замечательную серенаду, и я испытал истинное наслаждение, когда переливы этой мелодии из отдаленных комнат дворца проникали все глубже, в спальню, и достигали моего слуха.
— В твоем дворце? Ты остановился во дворце?
Джакомо довольно успешно нанес ответный удар!
Этот жалкий писака не мог даже вообразить себе ничего подобного! Он, Джакомо Казанова, с блеском парировал его бахвальство!
— Поговорим об этом позже, дружище, немного позже! Сначала расскажи мне о своем гениальном замысле. Именно о нем мне хотелось бы узнать более всего на свете.
Да Понте откинулся на спинку стула, задымил трубкой, таинственно усмехнулся и прошептал:
— Дон Жуан, мой дорогой Джакомо, Дон Жуан — герой моей оперы! Ночь. На улицах ни души. Вдруг раздается душераздирающий крик. Это крик женщины, в нем слышится испуг. Она бежит из отцовского дворца, куда проник распутник! Она хочет спастись от Дон Жуана, заприметившего девушку накануне вечером. Неизвестно, где он ее увидел. Дон Жуан очарован. Он должен лицезреть ее и обладать ею. Дон Жуана влечет то же чувство, что влекло его ранее к другим женщинам. Он обладал многими — сотнями, тысячами… Он уже и не помнил точно, сколько женщин было в его жизни.
Казанова замер. Верно, ему послышалось! Дон Жуан? Этот старый фарс? К нему обращались разве что в балагане, да и то чтобы как-то убить время: Дон Жуан, распутник, преследовавший своих жертв, как охотничий пес, а затем искупавший свою вину в преисподней, после того как провалился под землю? Сегодня над этим потешаются даже дети! Это старо. Он, Джакомо Казанова, видел уже не одно представление с подобным сюжетом. Все они заканчивались полным провалом! В общем, это была безнадежная затея. Историю про Дон Жуана уже никто не воспринимал всерьез, разве что чернь еще могла оценить эту сказку!
Казанова отпил вина и изобразил на лице удивление:
— Лоренцо, сколько смелости и каков замысел! Многие могли бы упрекнуть тебя в том, что ты облегчил себе задачу, обратившись к старому сюжету! Но я думаю иначе. Я полагаю, что ты сделаешь его более утонченным, дополнишь деталями, подчеркнешь некоторые нюансы, и благодаря этому старая история засияет новыми красками.
— Именно так, Джакомо, все обстоит именно так! Нет никого, кто бы ни разу не слышал эту историю! Ее легко пересказать. А сколько либреттистов даже не удосужились немного поработать над нею? Но я, Лоренцо да Понте, я полностью посвятил себя этому сюжету. Я придал ему такой размах, что никто, я повторяю, никто более не посмеет писать о Дон Жуане!
Казанова пристально посмотрел на него. Лоренцо говорил так, словно эта история имела для него огромное значение. Он немного покраснел от возбуждения, а руки подрагивали каждый раз, когда да Понте снова подносил трубку ко рту! Графин опустел. Да Понте пил и курил так много, словно вино и табак были ему жизненно необходимы. Глоток вина, еще один глоток, затем глубокая затяжка — Лоренцо пытался успокоиться, как будто собственный рассказ слишком возбуждал его.
— Позволишь ли мне угостить тебя ужином, Лоренцо? Во время превосходной трапезы ты расскажешь мне о тонкостях своей работы.
— Я редко обедаю, Джакомо. Богемская пища только лишает сил. Но от графинчика вина я бы не отказался! Вечером я в твоем распоряжении. Может, мне прийти во дворец?
— Договорились, увидимся во дворце! Около восьми я пришлю за тобой своего слугу. Тебе подойдет это время?
Да Понте наклонился и обнял Казанову. На какое-то мгновение Казанова почувствовал удушливый запах пота, горький и сладковатый одновременно, словно аромат сухих табачных листьев, политых розовым маслом. Почему Лоренцо делал тайну из своей оперы и так превозносил ее? Почему он говорил о ней с таким воодушевлением? Этот негодяй разыгрывал перед Казановой спектакль, пытался что-то скрыть, и ему это неплохо удавалось. За оперой стояло нечто большее, возможно, более глубокий замысел. Однако он, Джакомо Казанова, еще докопается до истины!
