запрещал, а свою возможность побыть «президентом» Клисфен уже использовал в те времена, когда эта должность находилась в тени тиранов.
Что же предпринял Клисфен? Пошел напрямую на нарушение закона, обращаясь к демосу, и предлагая на высшую должность в Афинах подставное лицо – своего родственника Алкмеона. И демос, увлекшись риторикой реформатора, через год избрал его архонтом-эпонимом. Что само по себе свидетельствовало о кризисе: законы о высшей власти были нестабильны и не исполнялись. Алкмеониды, потомки знатного рода выходцев из Пилоса, возглавляемые Клисфеном, извечно были источником нестабильности и стремились к захвату власти. Причем, в основном разыгрывая карту «полисного патриотизма», который противопоставлял Афины всей остальной Элладе.
В ответ Исагор обратился к Спарте – своего рода гаранту от захвата власти в Афинах частью аристократии, подбивавшей демос к смене правителей. При этом использовал также и религиозный мотив «нечистоты» Алкмеонидов – с давних пор лежащее на этом аристократическом роде проклятии за массовое убийство у алтарей во время мятежа Килона в 630 г. до н. э.
Клисфен бежал из города, но прибывший в поддержку Исагора спартанский царь Клеомен неумно умножил число своих противников, приговорив к изгнанию семьсот семейств и самовольно утвердив в качестве высшего органа власти «Совет Трехсот». Не без участия Алкмеонидов в городе вспыхнуло восстание. Клеомен с его отрядом и Исагор со сторонниками были вытеснены из Афин, которые вернулись «на демократический путь развития».
Мы видим, что налицо историческая случайность, связанная с личными качествами и частными ошибками ведущих деятелей того периода. При этом опыт «демократического правления» не стал даже для самих афинян каким-то образцом, поскольку фигура Клисфена и содержание его реформ не были интересны никому ни тогда, ни в последующие эпохи. Реформы были настолько ничтожны, то не о чем и говорить.
Клисфеновский передел административного деления Афин (новая система десяти фил) – не уникальное событие в Древней Греции. А больше ни о каких новых законах ни Геродот, ни Аристотель не упоминают. Получается, что изменения носили не правовой, а скорее, психологический характер. Демос осознал свою значимость – зависимость от него лидеров аристократических кланов. А сами аристократические кланы начали борьбу за то, чтобы демос поддерживал именно их и не поддерживал их противников.
К реформам Клисфена причисляют также создание «Совета Пятисот» (вместо «Трехсот»), коллегии стратегов (как противовес архонтам, которых чуть позднее и вовсе стали избирать по жребию) и закон об остракизме. Но, скорее всего, эти реформы были уже следствием того механизма саморазрушения, который был запущен в противостоянии Исагора и Клисфена. Остракизм, начавший действовать через 20 лет после реформ Клисфена (может быть, он и был оформлен вследствие этих реформ лишь позднее) стал ключевым завоеванием демоса, инструментом, которым демос подтверждал свою значимость и осознавал свое существование. И одновременно уничтожал государство, которое за столетие было приведено к полному упадку. Ведь остракизм – это не мера наказания за преступления, а способ реализовать «недовольство» наиболее авторитетными афинянами, которое могло иметь самые разные причины.
Аристид
Голосование черепками (остраконами) предполагало не решение большинством голосов, а достаточным их числом (пусть и меньшинством) – хватало 5000 голосов против любого влиятельного лица, чтобы его отправили в изгнание на 10 лет. При этом в голосовании участвовали и неграмотные афиняне – за них на остраконах выскребали имена будущих изгнанников те, кто был обучен письму. Так, известен анекдотический случай, когда полководец, марафонский герой Аристид по просьбе другого гражданина начертал на черепке собственное имя. Аристид был изгнан, но возвращен из изгнания досрочно в связи с грекоперсидским нашествием и впоследствии командовал афинским отрядом в битве при Платеях. В тот период здравый смысл перед лицом смертельной опасности еще напоминал афинянам, что спасти их могут только лучшие – как раз те, кого они систематически изгоняли.
Можно предположить, что клисфеновское расширение числа фил с 4 до 10 включило в число граждан значительное число жителей Аттики, что в целом снизило значимость сложившихся отношений патроната между аристократами и демосом. Резко расширившийся численно демос и разрыв родовых связей новыми границам фил «атомизировали» общество, что сменило технологию завоевания власти: авторитет стал цениться гораздо меньше, чем способность убедительно говорить и много обещать. Скорее всего, именно поэтому остракофории стали настолько жестокими: новым гражданам не было жалко аристократов, заслуг которых они не знали и не ценили.
В реформе Клисфена есть что-то от «пролетарской революции» – кто был ничем, тот станет всем. Ощущение того, что негражданин «стал всем», могло быть вызвано только расправами над прежними хозяевами жизни. Реально же этими чувствами управляли организаторы переворота, выступавшие от имени расширившегося демоса. Нет сомнений, что «демократические институты» (Народное собрание, выборы стратегов, принцип равенства перед законом) были использованы верхами общества в своих целях, а осознавший себя как фактор политической борьбы демос требовал для себя все более значимой роли, подрывая основы государства. Собственно, это теперь и называют «политической революцией». Хотя в «классовом» смысле ничего не изменилось: править продолжала аристократия – силой, деньгами и риторическими средствами принуждая граждан следовать ее интересам. Не случайно реформы были приняты без борьбы – аристократия была их инициатором и точно знала, как управляться с демосом в новых условиях.
Аристократия «демократическими реформами» проложила дорогу к своей могиле – в течение века апелляции к демосу свели на нет силы аристократических родов, которые ранее опирались на родственные и дружеские связи, а также на первенство в отправлении культов. В демосе выросли свои лидеры, которые научились у аристократов убалтывать экклесию (народное собрание). Вместе с «демократизацией» афиняне утрачивали и какие-либо исторические перспективы для своего полиса. Мощь демократии замещала мощь государства – точно так же паразит усиливает себя за счет своего носителя, но убивает себя вместе с носителем.
Впечатляющие историков «демократические» правила жизни в действительности были симптомом смерти. Остракизм систематически уничтожал лучших, но вовсе не снимал остроты политической борьбы, как это до сих пор некоторым кажется. Вместо царственной тирании пришла тирания охлократическая, вместо открытого правления аристократии – тайные интриги гетерий и борьба между ними в духе гражданской войны.
Мильтиад
Дебаты в Народном собрании приводили к нестабильной политике: верх брала то одна партия, то другая. И другие полисы и иностранные державы могли воспринимать это как двуличие Афин и неспособность быть последовательными в исполнении своих обязательств. Именно так «демократия» изумила персов, которым афинские послы дали «землю и воду» (признание подчинения), но потом Афины отказались от этого решения. Разумеется, персы предприняли шаги, опираясь на «недемократическую» партию – сторонников изгнанного «демократами» и живущего при персидском сатрапе Артафене бывшего тирана Гиппия, сына Писистрата. Уставший от демократии демос даже избрал лидера этой группировки Гиппарха архонтом-эпонимом (имя Гиппарха было говорящим – такое
