Ефимов посмотрел на Сергея с нескрываемым удивлением.
— А почему, собственно, вы благодарите… — начал было.
— Ну, как это почему? Если бы Долгов не при стрелял Арно, трактирщик размозжил бы мне голову стулом. С его ручищами — раз плюнуть.
— Долгова и благодарите. Я-то при чём?
— Полноте, Виктор Михайлович, — невозмутимо сказал Сергей, щурясь не без хитринки. — Вы же не будете отрицать, что Борис — ваш офицер?
— То есть как это?..
— Для поручика староват, для майора молод. Значит, капитан. Разве нет?
Ефимов пожевал губами и улыбнулся.
— Долгов проговориться не мог, — сказал наконец убеждённо.
— И не надо, — подхватил Сергей. — Я сам догадался. Хотя только под конец.
— Каким же образом догадались, позвольте узнать?
— Дедуктивным. Для чиновника слишком хорошо орудует кулаками — это раз. Когда Марешаля с его бандой вязали, у Бориса вдруг оказался револьвер. Для чиновника, опять-таки, предмет нехарактерный. Это два. Допрос Марешаля провёл сам, и наилучшим образом. Я бы сказал, профессионально. Это три, и, наконец, каждый день бегал на телеграф, а то и дважды на день. Трудно представить, что министерство так часто требует отчёта. А вот пославшему его начальнику разведки сообщать об оперативной обстановке надо как можно чаще. С помощью закодированных телеграмм, само собой… Это четыре.
Ефимов развёл руками.
— Возразить нечего, — сообщил со вздохом. — Всё по полочкам разложили.
— Вспомнил, наконец, ваше беспокойство, с которым провожали меня во Францию, — добавил Сергей. — Трудно ли после этого представить, что вы негласно договорились с министерством и под видом чиновника приставили ко мне такого, что ли, телохранителя?
Генерал негромко поаплодировал.
— Браво, Сергей Васильевич, — сказал проникновенно. — Умеете вы дедуктировать.
Прозвучало комплиментом, однако Сергей лишь отмахнулся.
— Эх, Виктор Михайлович, когда-то умел… А сейчас, похоже, в академических-то хлопотах, и разучился.
— С чего это вы взяли? — изумился Ефимов. — Скромничаете, батенька.
— Да если бы… Я ведь мог насторожиться и раньше. Тогда и ситуация, глядишь, по-другому сложилась бы. Поздно сообразил.
Ефимов с интересом посмотрел на Сергея.
— Вы меня интригуете, — откликнулся живо. — Ну-ка, выкладывайте, что вы там поздно сообразили.
Вместо ответа Сергей встал и, потянувшись, подошёл к дереву. Сорвал пятипалый каштановый лист. Покрутил в руках.
— Понимаете, — сказал задумчиво, — вокруг всегда существуют какие-то нюансы. Мелочи, детали, штрихи. Если хотите, — подсказки, заметив которые делаешь тот или иной вывод. Всё искусство сыска в том и состоит, чтобы наблюдать и делать выводы.
— Очень любопытно, — оценил Ефимов нетерпеливо. — Будем считать, что это была теоретическая часть. Переходите к практической.
— Как скажете, господин генерал… Мадам Лавилье… ну, Луиза… показала мне свой альбом. Рисунки хорошие, но не суть. Был там и портрет Марешаля в карандаше. Он то меня и насторожил…
— А почему? Сами же сказали, что между ними была связь. Могла она изобразить любовника?
— На радость мужу, который в любой момент может поинтересоваться творчеством жены? Но дело даже не в этом. Портрет Марешаля был в самом на чале альбома. После него шли наброски парижских улиц, собора Сакре-Кёр, Триумфальной арки и так далее. Потом было несколько деревенских зарисовок, сделанных уже в Ла-Роше.
— И что?
— Так ведь Марешаль познакомился с Лавилье только в деревне. Практически у меня на глазах. Каким же образом его портрет предшествует парижским видам? Допустим, Луиза зачем-то вырвала рисунок из середины альбома и вклеила в самое начало. Но я бы склейку заметил. Остаётся самое простое — предположить, что Марешаль и художница были знакомы ещё до приезда в Ла-Рош, в Париже, но по какой-то причине своё знакомство скрывают. Вопрос: зачем? и, главное, от кого? И с какой целью они одновременно приехали в эту глушь? Поворковать на глазах у мужа, что ли? Очень всё это непонятно…
Ефимов сдвинул кепи на затылок.
— Логично, — согласился он. — Что ещё странного наблюдали?
— Кое-что наблюдал… Например, пару раз видел, что Марешаль о чём-то беседует с Арно. Довольно-таки оживлённо беседует. О чём, спрашивается чиновнику разглагольствовать с простым трактирщиком? Внешнюю политику, что ли, обсуждать?
Или другой случай. Мадам Арно как-то за ужином подавала на стол и вдруг уронила с подноса тарелку с закуской. Так Лавилье мгновенно поймал её возле пола, да так ловко, что закуска даже не рассыпалась. Ясно, что сделал это чисто машинально. Для болезненного, медлительного человека телодвижение довольно необычное…
В общем, поводы задуматься и присмотреться к окружающей компании были. Да ещё и Жанна…
— Что Жанна? — спросил Ефимов, хмурясь.
Сергей на миг прикрыл глаза, — такая грусть нахлынула внезапно.
— У неё, похоже, был дар предвидения, — сказал через силу. — Говорила, что от матери с бабкой передалось, а тех в деревне считали колдуньями… Она твердила, что мне в Ла-Роше угрожает какая-то опасность, что надо всё бросить и бежать. А я, болван, отмахивался и не принимал всерьёз… Вот и выходит, отказала мне в этой поездке дедукция. Замечать замечал, а выводы не делал. Расслабился, что ли. Уж где-где, а в этой богом забытой деревушке подвохов ну никак не ожидал…
Ефимов тоже поднялся и принялся разминать ноги. И то сказать, — засиделись. Начали разговаривать ещё утром, а теперь время самое что ни на есть обеденное.
— Вы вот что, Сергей Васильевич, лишнего не переживайте, — посоветовал твёрдо. — Ситуация настолько необычная, что никакой дедукции не хватило бы разобраться. А если в конечном счёте всё же разобрались, то лишь благодаря мужеству своему необыкновенному. И благодаря ему же оказали государству нашему большую услугу. Впрочем, вам не впервой… Как это у вас получается всегда оказываться в нужное время в нужном месте, — ума не приложу. Словно специально приключения ищете…
Сергей только вздохнул. "Не можешь ты без приключений", — сказала однажды Настенька. "Это они без меня не могут", — возразил ей тогда. Вот и ещё раз подтвердилось.
— Пойдёмте обедать, Виктор Михайлович, — позвал Ефимова. — В посольстве кухня хорошая, а посол гостеприимный. Накормить не откажется.
— Идём, идём, — согласился Ефимов. — Вроде бы переговорили обо всём. Хотя…
— Что "хотя"?
— Кто бы ещё объяснил, отчего замок воет, Ла-Рош этот… Интересно! Этак и впрямь в привидения поверишь.
— Да нет там никаких привидений, — сказал Сергей вдруг. — Думаю, что и не было никогда.
Остановившись, Ефимов придержал Белозёрова за рукав. Посмотрел удивлённо.
— Вы что-то узнали?
— Узнал. Отчего же не узнать…
В гостиной было оживлённо и шумно. Под звуки рояля несколько пар кружились в вальсе. Устроившись на диване, Сергей внутренне зевнул и принялся соображать, когда можно будет, не нарушая приличий, покинуть общество. Получалось, что скучать придётся ещё полчаса, не меньше. После этого можно совершить вежливый побег.
Рядом уселась Варвара Бобринская в небесно-голубым платье и спросила:
— А что же вы не танцуете, Сергей Васильевич?
— Годы уже не те, Варвара Фёдоровна, — пожаловался Сергей самым серьёзным тоном. — Только и осталось на молодёжь смотреть, завидовать…
Глядя на Белозёрова, которому до сорока было ещё не близко, Бобринская засмеялась. Художник и сам не выдержал — улыбнулся. В старики себя он, естественно, не записывал, рановато, однако вкус к танцам с годами утратил. А ведь когда-то любил, в гусарскую-то пору. Бывало, обнимешь партнёршу за талию, посмотришь в глаза дерзко (та, естественно, потупится), и "раз-два-три", "раз-два-три", "раз-два-три"… А потом хватишь фужер шампанского, — и снова танцевать. Эх, молодость, молодость…
— Я к вам с просьбой, — скромно сказала Варвара, заранее краснея.
