— Идем! — повторила она робко прихрамывающему Бонифасио. — Идем! Быстрее!
— Быстрее? — удивился тот. — Мою ногу не излечила и Пресвятая дева Ковадонгская. Хватит с меня того, что я сюда добрался.
Они перелезли через стену, оставив на покрывающем ее плюще лоскуты кожи и одежды, и пошлепали по грязной тропе, спотыкаясь, тяжело дыша и снова поднимаясь, пока не добрались до опушки леса, где вымокший до нитки Луис де Торрес держал в поводу двух беспокойных лошадей и знаками приказывая поторопиться.
— Сюда! — пискнул он. — Сюда!
— Да не бегите так! — взмолился хромой. — А то и здоровую ногу сломаю.
Ингрид взяла его под руку и помогла ускорить шаг, а в это время Луис направился к ним, потянув за собой лошадей, которые отказывались двигаться в темноте.
Когда, наконец, они встретились, немка тут же поинтересовалась:
— Что это всё значит, дон Луис? Я думала, что вы уже в море.
— Я обещал вам помочь и сдержу обещание. На южном берегу острова нас ожидает ялик.
— И куда я на нем поплыву? — удивилась Ингрид. — Вы же не собираетесь догонять флот в открытом море. Это безумие.
— Нет, разумеется. Не в открытом море. Но в последний момент адмирал решил сделать короткую остановку на Иерро, и я попросил мастера Хуана де ла Косу высадить меня на берегу. Вы по-прежнему намерены ехать?
— Конечно!
— Тогда в путь. Эскадра снимется с якоря вечером. Значит, в нашем распоряжении меньше двадцати четырех часов, чтобы найти лодку и добраться до Иерро.
Он помог виконтессе забраться на лошадь и ловко вскочил на вторую. Хромой Бонифасио тут же вцепился в его ногу.
— Сеньор! — всхлипнул он. — Не оставляйте меня здесь, сеньор. Я так устал и так напуган.
— Ладно! — согласился королевский толмач и протянул руку, чтобы хромой уселся сзади. — Доставлю тебя до деревни.
Они пустились в путь с максимальной скоростью, которую позволяла темнота, деревья и слякоть, и когда в конце концов выехали на широкую и открытую тропу, а в поле зрения появились первые дома, Луис де Торрес остановил лошадь и достал из кошеля несколько тяжелых монет.
— Держи! — сказал он, протянув их хромому. — Как я и обещал.
— Я бы предпочел, чтобы вы расплатились со мной по-другому, сеньор, — ответил тот. — Возьмите меня с собой!
— Куда?
— Туда, где сейчас Сьенфуэгос: в Сипанго.
— Рехнулся?
— Не больше вашего. Здесь я всегда буду всего лишь хромым и вечно голодным бедняком. А в Новом Свете, глядишь, однажды смогу себе и приличную лошадь купить.
— В Новом Свете нет лошадей.
— Будут, — убежденно заявил парнишка, а потом протянул руки к виконтессе. — Прошу вас, сеньора! — взмолился он. — Из меня выйдет хороший слуга.
Ингрид Грасс перевела взгляд с умоляющего Бонифасио на Луиса де Торреса, который лишь пожал плечами.
— А почему бы и нет, черт побери? — воскликнул он. — Чего там не хватает, так это людей, пусть даже и хромых. Поехали!
Кошак сдержал слово и согласился еще раз встретиться с губернатором, а также несколько умерить свои претензии, причем не столько даже потому, что проиграл в карты, сколько потому, что и сам понимал: ситуация выходит из-под контроля, и многие его люди чувствуют себя неуютно при мысли, что их бунт — лучший способ оказаться в пасти акул.
— Я вернусь в форт и признаю вашу власть, но займу место Гути, и все важные решения мы будем принимать совместно.
— Что ты называешь важными решениями? — поинтересовался дон Диего де Арана.
— Те, что касаются стычек с дикарями и распределения земель.
— Я могу разрешить выделять земли, — согласился губернатор. — Но не могу гарантировать, что адмирал это одобрит, когда вернется.
— Если вы дадите нам документ на собственность, я позабочусь о том, чтобы он не потерял ценность, — язвительно ответил астуриец. — Когда мы обоснуемся на своей земле, слишком сложно будет нас с нее согнать, не думаю, что адмирал готов спровоцировать мятеж. А что насчет дикарей?
— Они лишь ждут подходящего момента, чтобы на нас напасть.
— Так давайте нападем на них первыми со всем своим оружием — бомбардами, аркебузами, баллистами и шпагами. Будь что будет! Если застанем их врасплох, то вселим в них такой ужас, что они три дня будут бежать без оглядки.
— Под каким предлогом?
Рулевой озадаченно посмотрел на него.
— О чем это вы? — спросил он. — Что еще за предлог?
— Который нужен, чтобы напасть на людей, считающихся нашими союзниками. Вице-король заключил соглашение с вождем племени Гуакарани, и я обязан его соблюдать.
— Чушь!
— Почему же чушь? — возмутился губернатор. — Не забывай, что я представляю донью Изабеллу и дона Фердинанда, государей цивилизованной страны, которая не может постыдно атаковать дружественный народ с одной только целью — стать более могущественной.
— Чушь! — стоял на своем Кошак. — Если донья Изабелла и дон Фердинанд, не колеблясь ни минуты, отправили на убой столь расположенный к нам народ, как евреи, то уж тем более не станут раздумывать, согнув в бараний рог кучку дикарей, которые к тому же сами ищут неприятностей на свою задницу.
— Может, и так, но я не могу принять на себя подобную ответственность без обоснованного повода.
— А какой повод обоснованный? — вышел из себя Кошак. — Будем дожидаться, пока нас атакуют тогда и в том месте, какое они сами выберут? Нет! — убежденно покачал он головой. — Это самоубийство. Гуанче говорит, что скоро их станет две тысячи, и нам придется полагаться на их милосердие.
— Да что может знать это животное?
— В этом случае — побольше нас, ведь он прекрасно их понимает. Если будем дожидаться Каноабо с остальными его людьми, то всё будет потеряно, — его тон изменился и стал почти умоляющим. — Поймите же наконец, ваше превосходительство! Сейчас не время размышлять, время действовать, схватить сволочей за яйца и спустить шкуру.
— Мне нужно подумать.
— У нас нет времени на раздумья!
— Слишком многое стоит на кону!
— Жизнь, ваше превосходительство! Вы же сами сказали только вчера: жизнь — единственное, что нам действительно принадлежит.
Упрямый дон Диего де Арана, по-прежнему не желающий отказываться от возложенной на него ответственности, беспокойно покрутил густые усы, и в конце— концов едва слышно сказал:
— Дай мне двадцать четыре часа. Возвращайся со своими людьми в форт, и мы выработаем план обороны. Дай мне один день, чтобы решить, станем ли мы нападать. Лишь один день!
Кошак окинул губернатора презрительным взглядом и в конце концов пожал плечами с покорностью фаталиста.
