class="p1">Самого низкого пошиба балаган, где не играют, а ломают какую-то нелепую, ходульную, совершенно нереальную комедию. Неэстетично до последней степени в этом карикатурном прообразе европейских театров. Все та же непролазная грязь, те же серые, грязные тела. В громадном деревянном сарае амфитеатром расположен партер, первый и второй ярусы, – везде за столами сидит публика, пьет чай, жует фрукты, вмешивается в ход пьесы, то угрожая, то одобряя.
Тяжелым лишением, трудом, нечеловеческой воздержанностью, месяцами и годами скопляемые деньги прожигаются там беззаветно, с размахом не знающей удержа широкой натуры на игру в кости, на женщин, мальчиков, девочек, на опиум. И попасть сюда – радость жизни, мечта, заветная святая святых каждого китайца, всех этих одурманенных жизнью китайцев.
Но слишком, мне кажется, все-таки не следует преувеличивать значения этого. Это избыток сил, никуда не направленных, жизнерадостность ребенка. Посмотрите на другого китайца, который сидит в банках, который завладевает уже почти всеми предприятиями Шанхая: сами англичане в ими же созданных учреждениях теперь только этикетка, а работают китайцы. Через двадцать лет здесь все дело перейдет в руки китайцев, и конкуренция с ними будет немыслима, и особенно для англичан, которые все слишком сибариты, слишком на широкую ногу ставят дело, – немцы более чернорабочие, но и тем непосильна будет конкуренция с китайцем.
Да, Восток – сочетание догнивающего конца с каким-то началом, какой-то зарей той жизни, о которой только может еще мечтать самый смелый идеалист наших дней.
Прозаик, поэт, журналист Василий Иванович Немирович-Данченко (1844/45—1936) помимо своих многочисленных сочинений (более 250 книг) прославился и неутолимой страстью к путешествиям. Он побывал во многих уголках мира почти на всех континентах, он участвовал в войнах, которые вела Россия во 2-й пол. XIX – 1-й пол. XX в., причем проявленная им в боях храбрость, солдатская, журналистская и гражданская, была отмечена и боевыми воинскими наградами, и суровыми наказаниями со стороны властей. Увиденное и пережитое находили живое отражение в его романах и повестях, очерках и корреспонденциях, многие из которых и по сей день читаются с интересом. А Восток, во всех его традиционных видах и разновидностях, с его непостижимыми тайнами и поэтическими традициями притягивал писателя, как, впрочем, и многих его современников, с особенной, подчас неосознанной силой. В 1904–1905 гг. от газеты «Русское слово» Немирович-Данченко отправился на Дальний Восток, непосредственно участвовал в боях. В 1904 г. вышла его книга «На войну. (От Петербурга до Порт-Артура)», а спустя три года, в 1907 г., небольшой сборник «В Маньчжурии. Картинки и сценки из войны с Японией». Рукопись третьего «военного» тома погибла в пожаре сытинской типографии (1905). В 1908 г., в канун надвигавшейся антимонархической Синьхайской революции 1911–1913 гг., писатель вновь побывал в Китае, и результатом этого путешествия стал цикл очерков «В царстве Желтого Дракона» об обстановке в стране, и в частности в Маньчжурии («Новое собрание сочинений». В 50 т. П., 1916. Т. 34–35). В 1922 г. Немирович-Данченко покинул Советскую Россию, жил в Берлине и Праге, бывал в Париже и Белграде (где в 1928 г. по случаю первого съезда русских писателей-эмигрантов был награжден высоким югославским орденом Св. Саввы), активно участвовал в жизни писательских союзов эмиграции.
Упоминаемый в тексте очерков 1908 г. генерал Юань Шикай (1859–1916) командовал одной из армий, активно участвовал в политической борьбе как главный противник Сунь Ятсена. Был премьер-министром в 1911–1912 гг., затем президентом Китая в 1912–1916 гг., на которого частью общества возлагались определенные надежды, но который оказался военным диктатором.
НА ПОРОГЕ К КИТАЮ
Что за страна пошла! Среди глади – точно поднятые руками человеческими – горы пирамидами. Сразу вспухает такая – ни холмов, ни отрогов. В одиночку, а дальше другая, третья. От Гоби не осталось ничего, тут уже кое-где видны перелески. Стаи чибисов подымаются от шума нашего поезда…
Все-таки сурова и неприглядна северная Маньчжурия. Говорят, она страшно богата металлами всякого рода, но сурово смотрит она на пришельца, ничем не радуя его взгляда. Весною слетится сюда видимо-невидимо фазанов, и к каждому поезду китайцы выносят их сотни уже изжаренными. Цена этой птицы от гривенника до двадцати копеек.
Солнце утопало в нежном море розового тумана. Чистое, голубое небо бледнело на востоке. Робко-робко проступали звезды… Когда на западе осталась только одна огнистая полоса, – мир точно раздвинулся вширь и даль…
Теперь уж недалеко от нас лежал громадный Китай, эта многотысячелетняя загадка человечества, молчаливый, вечно думающий свою огромную стихийную думу, непонятную для нас, при всей слабости – неуязвимый, при всей силе – ограбленный, оскорбленный, избитый и забитый, – и все-таки грозный своей тайной… Сердце и мысль стремились узнать эту раз навсегда замкнувшуюся семью из нескольких сот миллионов людей, как замкнулись в нем меньшие ячейки – отдельные семьи. Глаза старались что-то рассмотреть на юге, откуда передо мною подымался страшный мираж народа, который, – проснись он, – мог бы уничтожить и поглотить добрую половину человечества…
Кругом кипят страсти, войны потрясают землю, подымаются вожди, рождаются гении, создаются гигантские предприятия, тысячи железных громад бороздят бурные воды, другие тысячи ищут новых земель, новых пространств для грабежа, для наживы; наука посылает туда своих солдат и мучеников, – а он, этот старец-народ, лежит в своей неясной грезе, и в объятиях гигантского желтого дракона спит фантазия-красавица, посланная земле святым и чистым небом, чтобы люди на ней не замечали ее грязи, ужаса, своей страшной действительности, позора в прошлом, страдания в настоящем и могилы в будущем… Спит народ-философ… Да полно, спит ли!
КУМИРНЯ
Маленькая кумирня…
Перед нею несколько деревьев. Они плохо принимаются на этой неблагодарной почве северной Маньчжурии. Четверо ворот. На воротах неизбежные каменные собаки оскаливают громадные пасти, а большие круглые глаза точно хотят выскочить им навстречу. Во всю стену громадный, хорошо сохранившийся дракон извивается упругими кольцами и растопыривает грозные лапы.
Ворота отворены, но позади двор изнутри загородила еще стенка и тоже с драконом. Китайцы строятся так, чтобы живой дракон никак не мог попасть к ним. Влетит в ворота и ударится о стену…
Эта кумирня хранит трогательные воспоминания. Ее ламы подобрали русских раненых, сами перенесли их сюда и тщательно ухаживали за ними. Двое умерло – их могила в углу. Один выжил и теперь мне рассказал эту трогательную быль.
– Мать так не может заботиться! Умирать буду – не забыть мне этих монахов. Выходили, лошадь дали, чтобы я к своим мог добраться. Тихие люди, Бога знают и любят Его… По заповедям живут. Я в их кумирне как-то молюсь, а потом и спрашиваю, не обидно ли им,
