– Они называли себя и купцами, и знахарями, и суфиями, – рассказывал низкорослый коренастый человек с круглыми, как у быка, глазами, – но все они прибыли с недоброй целью и угодили в яму…
Язык у него заплетался, а он все хвастал, не давая другим рассказать о своих доблестях. Якуб с ужасом прислушивался к этому разговору. Он уже видел себя в яме, где узники похожи на скелеты и где несчастным нет спасения.
– Однако пора заняться и поклажей, – предложил человек с бычьими глазами. – Мы уже отдохнули и довольны угощением…
– Пора! – поддержали его спутники.
Им не терпелось поскорее приняться за дележку. Но опара сковала им ноги, а жирная, обильная пища сделала их ленивыми и неподвижными. Так они и застряли здесь, в доме Ибрагима, до самого вечера. А тем временем прибыл купец Наср ал-Балхи. Его тотчас же узнал старший из отряда, которому не раз приходилось видеть ал-Балхи во дворце хана. Когда ал-Балхи громким голосом назвал имя чиновника дивана, который покровительствует ему в торговых делах, незваные гости вскочили и попятились к двери. Они понимали, что подвергают себя опасности быть вызванными к вазиру. Якуб был счастлив и не знал, как благодарить Ибрагима, оказавшего ему такую услугу. Вскоре караван Якуба объединился с пятьюдесятью верблюдами ал-Балхи. Купец Наср был приветливым человеком, и приятная беседа скоротала им путь.
– Я и не знал, что отец твой вырастил такого хорошего помощника, – сказал Наср ал-Балхи Якубу. – Когда у купца вырастет сын, то можно считать, что полдела обеспечено – будет помощник.
Якуб хотел было признаться, что не собирается стать помощником отца, но подумал, что ал-Балхи посчитает его самонадеянным, и промолчал. А купец стал рассказывать Якубу о своем уже взрослом сыне, который успешно ведет торговлю с дальними странами и нередко предпринимает морские путешествия, намного более опасные сухопутных.
– Я не рад его увлечениям, – признался ал-Балхи. – Я говорил ему, что в морском путешествии барыш – по щиколотку, а убыток – по горло, и не нужно пускать на ветер свое состояние. Если на суше случится несчастье и добро погибнет, то, может быть, жизнь останется. А на море угроза тому и другому. Добро можно снова нажить, а жизнь не вернешь.
– И на суше всякое случается, – заметил с горечью Якуб. Он не мог не вспомнить свои злоключения, которые привели его к ал-Балхи. – Ведь и я мог угодить в яму, откуда нет возврата…
– Почему нет возврата? Если бы и случилась с тобой такая беда, то отец быстро выкупил бы тебя. Но нельзя допускать подобные вещи, и в места небезопасные надо отправляться с охраной. Это стоит денег, но зато дает спокойствие. Отец твой не знал, что в Самарканде такие новшества и что злоба и стяжательство зашли так далеко. В следующий раз он даст тебе охрану и ты не будешь рисковать своим благополучием. А вот когда мой сын вдруг неожиданно для меня предпринял путешествие из Басры в Индию, вот тогда я забеспокоился!
– Но ведь Индия – страна чудес! – воскликнул Якуб. – И я бы с радостью отправился туда, даже рискуя своим благополучием.
– Всем нам известно, что всемогущий аллах разделил чудеса света на десять частей, – сказал ал-Балхи. – Восемь из них он назначил Индии и Китаю, одну часть – Западу, и лишь одну – остальному Востоку. Если мудрые так говорят, то можно себе представить, как богата Индия. Мне рассказывали купцы да и сын говорил мне, что самые удивительные драгоценности и редкие алмазы добываются в стране Кашмир. Есть там долина среди гор, недоступная людям, оттого что там постоянно горит огонь. Пламя бушует днем и ночью, а вокруг него кишат змеи. И все же находятся смельчаки, которые, рискуя жизнью, пробираются к сокровищам и доставляют их богатым магараджам.
– Там можно разбогатеть, не правда ли? – спросил Якуб.
– Можно разбогатеть, но к богатству нужно еще и счастье. А бывает, что великими трудами добудешь богатство и от него нет счастья, а только одни беды. Рассказали мне один случай про неудачливого купца. Он пробыл на чужбине в скитаниях тридцать лет и вернулся в Оман[46] с великим богатством. На собственном корабле он привез дорогие ткани, драгоценные камни, амбру и мускус. Весть о его богатствах дошла до ушей халифа. Не успел неудачливый купец выплатить пошлину правителю Омана, как прибыл от халифа слуга с приказом арестовать купца и доставить его в Багдад.
– И его никто не спас? – Якуб проникся жалостью к неизвестному купцу.
– Слава аллаху, за него вступились все купцы Омана. Они пригрозили халифу, что прекратят торговлю с Багдадом. Купец был спасен и все же сумел насладиться своим богатством.
– Я рад за него! – воскликнул Якуб.
– Это было давно, – рассмеялся Наср ал-Балхи. – Только надо об этом помнить и не страшиться, когда беда приходит на порог твоего дома. Одно скажу тебе, сынок: не бойся великих трудностей и великих опасностей, и тогда тебе будет удача. Старайся привыкнуть к холоду и жаре, к голоду и жажде. На отдыхе не роскошествуй, чтобы потом было легче терпеть нужду. Посмотрел я на своего сына после возвращения из Индии и подумал, что если бы он всего этого не знал и не привык к такому, то не смог бы перенести трудности морского путешествия. Там всякое было. И никогда в самой страшной пустыне не было таких опасностей, какие сопутствовали им в море.
Так беседуя, они незаметно очутились у стен Бухары. Якуб сердечно благодарил доброго купца за то, что он предотвратил несчастье. А расставшись с ал-Балхи, он долго еще думал о том, может ли быть, чтобы вдруг, без всякой причины, человека лишили свободы и бросили бы в яму на верную смерть.
Как только Якуб очутился на знакомой улице, он тотчас же забыл все тревоги и волнения. Все дурное, случившееся с ним в пути, вспоминалось теперь, как неприятный сон. А явью был дом и его любимая Бухара, всегда красивая и праздничная. Уже цвели белые акации, протягивая к прохожим свои душистые гроздья цветов. Солнце весело играло в журчащих арыках, а на крышах глинобитных домов ремесленников алели никем не посаженные дикие маки. В ясном небе четко рисовались купола мечетей и минаретов. Якуб прошелся по оживленным улицам и подумал, как ему все здесь близко и дорого. Вот гнездо аиста на куполе минарета. Вот медленно передвигается на общипанном ишачке старый горшечник. Даже непонятно, как он умудрился так нагрузить крошечное животное. А вот спешит на базар башмачник. Через плечо у него висят связки сафьяновых башмачков для юных красавиц, на голове целый тюк выделанных кож. Он идет стройный, слегка покачиваясь под своей ношей, и седая борода никак не говорит о его старости. Глаза у него веселые и молодые. Прошли две женщины в легких накидках, небрежно наброшенных на черные косы. Звякнули серебряные браслеты, сверкнуло янтарное ожерелье. Они весело смеются. А может, ему кажется, что все так веселы? Он заглянул в калитку своего медресе, где втайне от мудариса мальчуганы гоняли тряпичный мяч. Святотатство!.. Но они этого не помнят, они боятся только наказания старого мудариса, а не кары господней.
