– Да, этот… Грааль, который вы привезли. Вот чего я не понимаю. Ты говоришь так, как будто может быть более, чем чаща Тайной вечери.
– Так оно и есть. – В голосе Алисы зазвенела печаль.
– Что ты хочешь сказать?
– Я уже рассказывала, что ездила в паломничества с отцом – дважды в Иерусалим и дважды к гробнице святого Мартина во франкском королевстве. В таких местах, в особенности в Иерусалиме, паломникам предлагают купить реликвии тех времен, когда Иисус ходил по земле; даже реликты его самых святых мгновений его жизни и смерти. И.., но мне не хотелось бы расстраивать тебя…
– Нет. Продолжай.
– Ну, есть люди, кто зарабатывает себе на пропитание такой торговлей – поскольку это и есть торговля. За реликвии можно выручить хорошие деньги, их с готовностью платят и бедные паломники, и посланцы богатых церквей и знатных дворов, где хотели бы владеть подобными вещами, почитать их. Мне очень жаль, если ты этого не знал.
– Лишь потому, что никогда не думал об этом! Но теперь, когда ты мне это сказала… Но не хочешь же ты сказать, что сокровище Максена, все эти символы власти – тоже фальшивка? Такого не может быть!
– Разумеется, нет! Но если судить по тому, что о них говорят, Максенов Грааль, так же как и меч, называемый Калибурн, – предметы, исполненные великого могущества и великой красоты, но и Максенов Грааль – в той же мере чаша, из которой пил Иисус, как и десяток других, какие я видела в Святой Земле.
– И та, какую вы привезли с собой?
– Это небольшая чаша из золота. Очень красивая, чудесной работы. – Алиса улыбнулась. – Но неужели ты думал, что Иисус и его последователи ели и пили на золоте?
– Я.., я никогда об этом так не думал.
– Боюсь, его чаша была из глины. Простая плошка, которая давно уже разбилась вдребезги.
– Но если ты это знаешь… – Александра, как с удовольствием заметила Алиса, не встревожил недостаток веры в догматы, хотя он все еще казался озабоченным, – но если ты это знаешь, почему ты.., или скорее почему герцог, твой отец… позволил этому приехавшему с вами франку привезти этот «Грааль» здешним братьям? Уже теперь вся округа полна слухов о его святости. И местная беднота станет ожидать чудес!
– Ну, тогда, вероятнее всего, они их получат, – спокойно отозвалась Алиса.
Теперь Александр уставился на нее уже в неподдельной тревоге, и тут вдруг зазвонил к молитве колокол. Подобрав соскользнувшую на траву вуаль, Алиса собралась подняться, но Александр протянул к ней руку.
– Нет, прошу тебя, подожди. Скажи мне, что ты имела в виду. Ты не.., не можешь же ты говорить об обмане и фокусах.
«Не можешь! Ты ведь сидишь здесь со мной в райском саду и выглядишь, как юный ангел».
– Никаких фокусов тут нет. Все вполне честно, это – вопрос веры. Видишь ли, Хлодовальд – это франкский принц – верит; старая королева верит; и здешние братья тоже верят. Эта вера и есть истинный «Грааль», даже если настоящий и разлетелся на куски много сотен лет назад.
Это идея, символ, такой, каким он мыслился в ту первую вечерю. Во всяком случае, так говорит отец – и Иисус сам так сказал, если помнишь, – Ты так говоришь, словно ты его сама знала.
– Думаю, знала, когда была совсем маленькой.
Снова пауза, заполненная замолкающими нежными звуками; стоило эху колокольного звона затихнуть, в саду воцарилась полная тишина.
– Я прибыл, чтобы найти Грааль, – внезапно сказал Александр. Даже в его собственных ушах эти слова прозвучали слишком громко, и дальше он заговорил тише:
– Я приехал, совершая греховный поход за Максеновым сокровищем, я дал клятву обманом или силой оружия привезти его той, кто жаждала его ради власти, той, кому я служил. Другие рыцари также скитались по разным землям в подобном походе. Никто из них его не нашел, и по меньшей мере двое умерли в поисках.
– Тогда, – очень просто сказала Алиса, – они нашли свою правду. А ты? Станешь ты продолжать? Это лицо, кому ты служишь, потребует, чтобы ты продолжал?
– Я был послан дамой. Для меня это был великий поход и приключенье… Для нее это было… – Он заставил себя замолчать.
– Для нее, ты сказал? И ради силы? Ну, быть может, тогда она нуждается в нем, – продолжала Алиса. – У каждого свой Грааль.
– Эта дама? – начал было он жестко, но, пристыженный, остановился. – Прости меня, – смиренно проговорил он. – Я совершил большое зло. У меня нет права говорить с тобой так, как я говорил, или говорить о.., о ней, как мне бы хотелось. Думаю, мне лучше оставить тебя.
На этот раз она, останавливая его, подняла руку.
– Нет. Пожалуйста, не уходи. Почему бы тебе не рассказать мне об этом твоем походе, что так тяготит тебя?
И потому он остался. Снова присев подле нее на теплую траву, он рассказал ей все, начиная с солнечного начала в Крейг Эриэн до полного теней вступления в Темную Башню. Тут он не смог заставить себя поведать ей все, но даже и так, когда он закончил, он остался сидеть в печальном молчании, не решаясь поднять на нее глаз, ожидая, что она станет или упрекать его, или безмолвно и с отвращением отстранится.
Действительно, Алиса какое-то время сидела в молчании, но когда она заговорила, это было только для того, чтобы спросить:
– А теперь?
– Не знаю. Я не могу продолжать этот поход, не могу и отвернуться от него и отправиться на юг, чтобы завершить то давнее дело с королем Марчем. Но оба моих похода нелепы, хотя я в определенном смысле дал клятву завершить их оба.
Теперь я понимаю, что один из них греховен, а другой просто глуп. Но что мне остается? Что мне теперь делать?
Алиса снова потянулась за упавшей вуалью.
– Похоже, самое важное здесь то, что ты узнал от дамы Лунеды о тайных собраниях недовольных политикой Верховного короля. Даже если ты ничего не знаешь об их планах, ты знаешь хотя бы несколько имен, и одно из них, безусловно, заинтересует моего отца. Так что… А, слушай! Думаю, они уже выходят из церкви. Не кажется ли тебе, что первое и самое лучшее, что ты можешь сделать, это пойти поговорить с моим отцом?
Прошло, однако, еще несколько дней, прежде чем Александр смог переговорить со старым герцогом. Когда Алиса, расставшись с ним у дверей странноприимного дома для мужчин, присоединилась за завтраком к аббату Теодору и своему отцу, она обнаружила, что весь аббатский дом пребывает в состоянии, какое в месте не столь тихом и определенно мирном можно было бы назвать смятением и переполохом. Сам аббат поспешил ей навстречу с тревожными вестями.
Ее отцу совершенно внезапно и прямо в часовне под конец службы стало дурно. С утра он чувствовал себя как будто усталым и жаловался на легкое головокружение, но отмел заботу своих слуг и настоял на том, чтобы присутствовать на утреннем богослужении. Увидев, что Алисы нет в церкви, он строго-настрого запретил передавать ей вести, могущие ее встревожить. И действительно, на бдительный взгляд слуг, казалось, поначалу все шло хорошо. Но под конец службы, когда герцог начал подниматься с коленей, он внезапно покачнулся, потерял чувствительность в правой ноге и упал на скамью. Двигаться он больше не мог. Когда открылись двери церкви и оттуда стали выходить прихожане, перед Алисой предстала небольшая процессия встревоженных слуг, переносивших герцога в его покой в доме аббата; герцог был в сознании, но совершенно беспомощен.
