— Отлично! — вскричал Октав. — Я вижу, по-твоему, она не более как часть обстановки. Точно лошадь на конюшне.
— Именно.
— Но где достать такое чудо?
— Черт возьми, хоть и трудно, но найти можно.
— Постой, — перебил его один из приглашенных, — я знаю такое чудо.
— Как ее зовут? — спросили все разом.
— Господа, вы, вероятно, все знаете Гонтрана де Ласи?
— Еще бы!
— А его Леону?
— Леону? Да, да!
— Итак, господа, Гонтран остепенился. Ко мне три дня назад поступил грум Леоны и сообщил, что их медовый месяц кончился.
— Черт возьми! — вскричал ментор молодого жуира. — Вот для тебя, друг мой, самый подходящий случай завладеть львицей и подраться на пистолетах.
— Посмотрим, — спокойно возразил Октав. — А кто такая эта Леона?
— Этого никто не знает.
— Однако!
— Она двадцатисемилетняя брюнетка, смуглая, как андалузка, остроумная и колкая; это женщина без сердца, капризная, как древний сфинкс.
— Я уже заранее влюблен в Леону! — воскликнул де Берн.
— Но Леона еще окончательно не порвала связи с Гонтраном де Ласи, — заметил один из гостей.
— Ее можно отбить у него, — самонадеянно ответил молодой человек.
— Браво! — раздалось вокруг. — Браво, де Берн!
— Господа, — предложил Октав, — со вчерашнего дня у меня есть ложа в итальянской опере: не желает ли кто из вас послушать со мною «Ченерантолу»?
— Я, я, — ответили несколько голосов разом.
— В таком случае едемте, — сказал Октав.
Де Берн поехал в оперу в сопровождении своего ментора и трех друзей.
Одна из знаменитостей, которых каждый год посылает Италия, присоединяя к их именам эпитет несравненной, поражала в этот вечер своим голосом весь элегантный Париж в зале Вендатур.
В ложе против Октава де Верна сидел человек, одетый во все черное. Этот человек с самым наглым видом наводил лорнетку на Октава.
— Смотри, — сказал ментор своему ученику, — я уверен, этот человек стреляет из пистолета. Он лорнирует нас довольно нахально. А ты как находишь?
— Черт возьми! — вскричал де Берн. — И мне так же кажется. Ну, а как же Гонтран?
— Ах, — вздохнул ментор. — Может, Гонтран уступит тебе Леону, пожав при этом руку, как всегда поступают люди, когда их избавляют от наскучившей привязанности.
— Ты думаешь?
— Ну, а если он придет в негодование, то, быть может, в качестве бывшего офицера королевской гвардии выберет шпагу.
— Ты прав, и твои рассуждения вполне логичны, так что я пойду и спрошу, какого мнения держится этот господин насчет дуэли на пистолетах.
Дождавшись антракта, де Берн вышел в сопровождении своего ментора из ложи и постучал в дверь ложи господина, одетого во все черное.
— Милостивый государь, — обратился к нему Октав, — г-н де Бланьи, вот этот самый господин, мой закадычный друг, сказал мне парадокс, насчет которого я хочу узнать ваше мнение.
Человек, одетый в черное, вежливо поклонился.
— Я слушаю вас, сударь, — сказал он.
— Мой друг уверяет, — продолжал Октав, — что офицер, вышедший в отставку и желающий пожуировать, имея при этом тридцать тысяч ливров годового дохода, должен прежде всего обзавестись содержанкой и подраться на дуэли на пистолетах.
— Приятель ваш, быть может, и прав, — холодно заметил человек в черном.
— Первая у меня на примете, — продолжал Октав, — но…
— Понимаю, вы ищете вторую.
— Именно, — согласился де Берн, высокомерно взглянув на своего собеседника.
— Нет ничего легче, как завести ссору, — сказал ему последний, — когда, подобно вам, имеешь наглый вид и лицо, с первого взгляда возбуждающее антипатию.
— Превосходно! — вскричал Октав. — Я вижу, что вы умнее, чем кажетесь, и понимаете с полуслова.
— Всегда, сударь.
— Итак, вы не чувствуете отвращения к пистолету?
— Ни малейшего.
— Тем лучше, потому что мне уже надоело драться на шпагах, и хотя я вам не нравлюсь настолько же, насколько и вы мне, я не могу предложить вам полного удовлетворения, кроме дуэли на пистолетах.
— Превосходно, — любезно ответил человек в черном. — И удовлетворюсь вполне, всадив вам пулю в лоб.
Обменявшись этими любезностями, оба противника распростились.
— Милостивый государь, — сказал Октав, подавая свою визитную карточку, — я де Берн, бывший поручик африканских стрелков, и живу на улице Виктуар.
— А я, — ответил незнакомец, взяв карточку Октава и подавая ему свою, — шевалье д'Асти и живу на улице Тэбу.
Они снова поклонились друг другу.
— Итак, до завтра, — сказал Октав, — в Булонском лесу.
— Хорошо.
Противники расстались. Де Берн вернулся в ложу, а немного спустя шевалье д'Асти (ибо это был он) уехал из театра и отправился прямо к полковнику.
— Он попался на удочку, — сказал шевалье. — Завтра в семь часов мы деремся в Булонском лесу. Он выбрал пистолеты. Теперь мне нужен секундант.
— Возьмите первого встречного. Это безразлично, — сказал начальник ужасной ассоциации.
В то время, как д'Асти упражнялся, стреляя в цель из пистолета в своей бывшей холостой квартире, где он поселился в ожидании, пока отель барона де Пон, его тестя, будет отделан, Октав де Верн разговаривал в ложе с друзьями.
— Как! — вскричал один из них. — Это шевалье д'Асти?
— Да.
— Этот человек в большой моде, ей-богу, и слывет за превосходного стрелка.
— Неужели! — небрежно протянул Октав.
— У него есть связи за кулисами.
— Он хорошего происхождения.
— И наделал порядочно долгов.
— С этим человеком, значит, можно драться, потому что последнее условие необходимо.
— Все это правда, господа, но теперь, рассуждая хладнокровно, — сказал ментор, — ты должен сознаться, что поступил неблагоразумно.
— Как это?
— Октав вызвал шевалье, не узнав имени.
— Кстати, — спросил ментор Октава, — ты хорошо стреляешь?
— Право, не знаю.
— Как! Ты этого не знаешь?
— Я еще никогда не пробовал.
— Ах, черт возьми! В таком случае…
— В таком случае шевалье д'Асти, — самонадеянно сказал де Верн, — может считать себя покойником; у меня есть на этот счет предчувствие. Каждый раз, когда накануне дуэли у меня зудит левая рука, я непременно убиваю своего противника. Я очень суеверен.
Де Верн дослушал оперу до конца, затем поехал домой в сопровождении ментора, оставшегося у него ночевать. Карета была заказана к семи часам утра.
В назначенный час Октав де Верн был уже на ногах; он оделся очень тщательно и застегнул сюртук на все пуговицы, чтобы не было видно ни белья, ни цепочки от часов, вообще всего, что могло бы послужить точкой прицела.