Польские студиозы, ваганты, школяры, запросто, странствовали по всему тогдашнему цивилизованному миру, никто не укорял их за то что они славяне, потому что языком культуры и науки была латынь, а безымянные поляки были католики. Они были частью европейского мира, который ни на секунду ни прежде, ни теперь не может представить, что он не центр вселенной! Может учение Коперника, о том, что не солнце крутиться вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца и возникло в Польше, где был несколько иной взгляд на мир, чем, скажем, в Париже или в Риме…
Здесь рядом была лесная и темная Литва, за ней беспредельная Украина, с ее диким, на взгляд «цивилизованных» поляков, козачеством. Думал ли гетман Мазепа о своих козаках, заботился, любил? Да не больше, чем пан о своих холопах! Оттого так легко послал своих козаков в помощь Долгорукому, когда топили в крови бунт булавинский на Дону. Тень малейшую подозрения от себя отвести. Петр верил в Мазепу.
А гетман Кочубея вспоминал казненного:
— Тот-то пес, по-азиатски предан был Петру!
Мазепа не таков. Не чета Кочубею. Пока нужно было преданность Москве выказывать выказывал… а теперича и о себе подумать надобно.
* * *
Не дождался Карл XII Левенгаупта, пошел таки на Смоленск. Одни пепелища на пути его лежали. Потоптался на месте король и повернул на Украину.
— Дьявол его сюда несет! — воскликнул Мазепа — теперь и войско великорусское сюда потянется. На последнюю руину Украйны, на ее погибель!
— Ежели виктория будет при шведах, то вельможность ваша и мы все счастливы, ежели при царе, то и мы пропадем, и народ погубим. — буркнул Орлик, писарь верный.
— Молчи! — огрызнулся гетман, — яйца курицу не учат. Или я дурак, прежде времени отступить, пока не увижу крайней нужды, когда царь не будет не в состоянии не только Украйну, но и государства своего от потенции шведской оборонить.
Но делать было нечего, пришлось выбирать Мазепе:
— Нужно к Карлу переметнуться. Опередить Петра. Не допустить его вторжения.
И поскакал Мазепа к шведам в лагерь. Меньшикову отписал:
— Тяжко болен, еду собороваться маслом от киевского архиерея.
Тот не поверил в болезнь. Обман вскрылся тут же. Весть об измене гетмана быстро долетела до царя.
— Иуда новый! — плюнул зло.
Взбешенный, он приказал Меньшикову:
— Батурин, столицу гетманскую, взять, предать разорению, всех переметнувшихся казнить.
В Глухове эшафот с виселицей установили, куклу приволокли, Мазепу изображавшую. Обрядили в ленту Андреевскую[31], после ее сорвали с куклы, патент орденский разорвали, а куклу повесили. А митрополит Стефан Яворский предал Мазепу анафеме. Новым гетманом срочно назначили полковника Стародубовского полка Ивана Скоропадского.
Вихрем прошлись русские по всем городкам украинским, разорением и казнями жуткими свой путь отметили. Всех, кто в сочувствии гетману изменившему заподозрен был, люто карали.
— Ну кажись не выдержал король! Теперь очередь за нами. Тебе, Борис Петрович — Шереметеву, — на Украйну идти, разорение края учинить, дабы швед оголодал в конец, а нам с тобой — Меньшикову, — Левенгаупта отлавливать. Не допустить надобно, чтоб сикурс пришел к Карлу. Лишить его припаса воинского и провианта. Сдохнут шведы, и поделом им!
Десять драгунских полков и три пехотных с батальоном Астраханцев бросились за Левенгауптом. Шведы уходили к Шклову, где намечалась переправа через Днепр. Левенгаупт чувствовал, что ему наступают на пятки.
— Быстрей, быстрей, шведы! — поторапливал.
Представьте себе восемь тысяч повозок, это десяток верст длины, а еще пехота, артиллерия, конница. Змеей бесконечной полз обоз по разбитым лесным дорогам. Каждая повозка колею набивала в жидкой, дождями размоченной земле. За ней другая, третья, сотая! Дорого превращалось в одно тягучее болото. Колеса вязли, солдаты на своих плечах выносили обоз. А еще надо было отбиваться от партий неприятельских, кусавших солдат Левенгаупта со всех сторон.
Пока провидение хранило его корпус. Русским не повезло. Они шли на северо-запад, а шведы, параллельно им, на юго-восток. Нанятый проводник-еврей ни в малой степени не собирался вести их верной дорогой. Случайно встретившийся по пути польский шляхтич, из сторонников Августа, сильно удивился:
— Панове! То не та дорога, вам надобно шукать шведов у Шклова.
Еврея тут же повесили. Меньшиков бросился к Днепру. Левенгаупт успел переправиться и уничтожить за собой мост. Вышедшие за ним передовые отряды русских он обстрелял из артиллерии.
— Догнать! Во чтобы то не стало! — подгонял Петр.
Пехоту посадили на лошадей, реквизированных где только можно, посадили по двое и погнались за неприятелем.
Наконец, Левенгаупт понял, что ему не оторваться. Впереди деревни Лесной он построил вагенбург[32], шесть батальонов в первую линию, остальные выстроились перед лагерем.
— Встанем здесь, господа. Или отобьемся, или… Все равно выхода больше нет. Надо отбиться!
Вылетевшие первыми на неприятеля пехотные полки — Семеновский, Преображенский, Ингерманландский, с ними драгунский — Невский, сразу спешились и построились в ордер для баталии. Петр с ними. Оглядывался царь назад. Тревожно было. Силы-то малые. Прошел вдоль шеренг солдатских молчаливо насупленных перед боем. Всматривался. Выдюжат?
— Дозволь слово молвить, государь? — голос услышал.
— Кто там? — Повернулся резко.
— Рядовой полка фузилерного Репнин! — отозвался князь опальный, ныне в строй солдатский поставленный.
— Чего тебе, Никита? — подошел к нему Петр.
— Прикажи повелеть, чтоб казаки и калмыки, в резерве находящиеся, кололи всех, кто назад ныне подастся! — Изумился Петр:
— От тебя первого слышу такой совет! Чувствую, что мы не проиграем сей баталии. Будь по-твоему![33].
И началось. Шведы молниеносно атаковали, но русские устояли, а подошедшие сзади остальные полки — Санкт-Петербургский, Владимирский, Троицкий, Тверской, Сибирский, Ростовский, Нижегородский, Смоленский и Вятский, завершили разгром неприятеля и на плечах отступавших вырвались к вагенбургу.
Дрались обе стороны отчаянно. Устав, разошлись. Очевидец писал: «Более биться было невозможно и тогда неприятель у своего обоза, а наши прямо в боевых порядках сели и долгое время отдыхали на расстоянии половины пушечного выстрела друг от друга».
Шведы попытались за это время перестроить оборону, но к русским подошел отряд генерала Боура — еще восемь драгунских полков и исход боя был предрешен. Русские снова пошли в атаку и сбили шведов с их позиций. Прорвались в вагенбург. Вся артиллерия досталась победителям. Левенгаупт, с частью обоза, отступил за свой лагерь, продолжая сдерживать огнем русских. Узость дороги позволяла. Наступила ночь. Вместе с темнотой начался сильнейший снегопад. Полки легли спать прямо в лесу.
