— Прощай, Питер. Спокойной ночи.
— Погоди.
Баррет взялся за внешнюю ручку двери.
— Пэм, погоди, может быть… Ну, то есть, если по правде говоря, может быть, я и ты…
Певица с неожиданной силой налегла на дверь изнутри и захлопнула ее с треском. Баррет едва успел вытащить попавший в щель мизинец. Громыхнула тяжелая задвижка.
— О черт! Что ты делаешь? Не дури, Пэм! Сейчас же отодвинь засов, чего ради ты строишь из себя недотрогу?
По ту сторону створки раздался слабый шорох.
— Открой!
— Убирайся.
— Дьявольщина! У тебя и голос спокойный, что летний ветерок в Англии. Не надейся, я никому не позволю попусту издеваться надо мной. Еще ни одна девка Архипелага не сумела заморочить мне голову.
За дверью притаились, но обозленному Баррету почудился короткий смех. Он с силой налег плечом на створку. Лязгнул потревоженный засов, гвозди, которыми он был приколочен к дереву, подались с тихим скрипом, но все же устояли. С минуту в темноте было слышно только потрескивание дубовых досок. Потом обескураженный Баррет отступил на шаг и изо всех сил ударил в створку.
— Отвори.
— Ты еще не понял, Питер, что силой ты ничего не добьешься? Я совсем не та, за кого ты меня принимаешь. Если не спится в полнолуние, отправляйся-ка лучше к своим подружкам в бордель.
— Пэм!
— Доброй ночи.
— Да пропади пропадом бордель Джози и ее потраченные потаскухи! — в сердцах выругался Баррет. — Посмотрев на твое личико, я их вовсе не хочу. Ты, Пэм, совсем взбесилась от гордости, я, стало быть, уже не достаточно хорош. Или тебя обхаживает какой-нибудь франт из тех, которые дерут нос, полируют ногти, нарочно коверкают слова и вхожи к подлецу-губернатору? Ты, должно быть, вообразила, что можешь заделаться настоящей леди. Остынь, птичка! Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, — это сделаться игрушкой на час.
Баррет сел на крыльцо и прислонился спиной к запертой двери. Саммер промолчала, брань капитана бесполезно отправилась в ночь.
— Это все мираж, Питер. Ты его только что выдумал сам.
— Тогда я и вовсе ничего не понимаю, — мрачно заявил капитан. — Видно, ты из тех девиц, которые отказывают только из удовольствия сказать «нет». Должно быть, тебе просто чертовски понравилось это слово.
Девушка засмеялась. Не заносчиво, а скорее странно. Баррет не мог понять, в чем эта странность, но она была одновременно и явной, и необъяснимой.
— Знаешь, капитан, — добавила Памела, — обернись судьба по-другому, я могла бы оставаться наверху без помощи тех франтов, на которых у тебя уже готов нож. Остынь, Питер. Я поторопилась, сказав, что мне наскучило пение. Покинуть Архипелаг, вернуться на родину, прожить жалкую жизнь в захолустье? Ну уж нет…
— Ты такая же, как все женщины, тебе нужна звонкая монета.
— Свои кровавые деньги, добытые разбоем, можешь оставить себе. Ты ведь знаешь, я не взяла испанского браслета, который ты мне приносил.
— Золото это такая штука, к которой не липнет кровь. Скажи тогда, чего ты хочешь?
— Одной ногой ты уже стоишь под виселицей, а я хочу быть дамой, а не игрушкой грабителя и девушкой на час.
Баррет пожал плечами.
— Только-то? Ладно, раз у тебя такая прихоть, Пэм, ты будешь леди. Не знаю, почему ты хочешь променять теплое солнышко и свободу на скуку, но я сделаю это. Может быть, тогда ты не будешь такой колючкой.
— Одни слова. Очень много пустых слов.
— Еще никто на всем побережье, кроме, конечно, покойного Ларри Нортона, не называл меня болтуном. Ты, Пэм, единственная, кто может такое сказать, ничем не рискуя. Только ты скоро увидишь, что я не вру. Я уйду в море еще до конца недели. Не могу сказать, когда вернусь, но когда-нибудь я сделаю тебя леди. А ты поостерегись и подумай как следует, я, конечно, терпелив, но не из тех дураков, которые разрешают с собою шутить.
— Прощай, Питер.
— Я вернусь, и тогда сама увидишь.
Баррет сошел с крыльца. Бродячий тощий пес — желтый, с проплешинами на боках, попался ему под ноги. Баррет с досады поддел собаку сапогом. Пес ощерился, острые клыки коротко щелкнули возле самого колена капитана, едва успевшего увернуться.
— Ночь на исходе, а ясности нет. Мне срочно нужен этот пропойца доктор Кид, но где теперь искать негодяя?
Он двинулся, отчасти следуя наитию, отчасти полагаясь на знание привычек Кида и постепенно забирая на юго-запад. Вокруг словно бы посветлело, рассвет занимался над городом. Баррет прошел еще немного и выбрался к приземистому, ветхому, с аляповато украшенным фасадом дому. Сквозь щели окон пробивался красноватый свет. Внутри то ли пели, то ли вопили — не разобрать. Англичанин толкнул ногой двери и решительно вошел внутрь. Горели дешевые свечи. Долговязая девушка с полуголой грудью только что задремала, уронив кудлатую рыжую голову на столешницу.
— Марта, проснись! — позвал Баррет.
Проститутка зевнула и подняла испитое, бледное лицо. Розовая краска мелкой пылью сыпалась со впалых щек на голые ключицы.
— А, это ты, холостячок. Давненько не виделись. Поиграем в палки-дырки?
— Где матушка Джози?
— Зачем тебе подлая старая перечница? Разве я не лучше? Ты только посмотри…
Шлюха повела напудренными плечами и с цепкостью и упорством клеща вцепилась в рукав англичанина, норовя подтянусь клиента поближе.
— Отстань, Марта…
Баррет попытался отстранить проститутку, но не рассчитал усилия. Женщина неловко пошатнулась и ударилась бедром об острый край стола.
— Ах ты бессердечный негодяй! — тут же пронзительно завопила она. — Тебе жалко нескольких реалов из своего грязного барыша, и ты норовишь ни за что ни про что изуродовать бедную девушку.
— Я же сказал, заткнись, Марта, ты, должно быть, больна…
— Это я-то больна? Я больна венерой?! Да я почище и поздоровее кое-каких вертлявых паскудниц, которые только притворяются порядочными…
Баррет сунул монету притворно плачущей женщине. Двери, за которыми нестройно пели, приоткрылись, чтобы пропустить невысокую полную старуху с седыми висками. В ее рту не хватало многих зубов, но темные узкие глаза смотрели остро и недобро.
— Здравствуй, Джози.
— Приветствую вас с радостью, капитан. А ты, Марта, замолчи немедленно и впредь не смей плакать перед гостями. Боюсь, нашу беседу придется повторить.
Марта моментально замолчала и отошла. Баррету не понравилась гримаса страха на лице девушки.
— Не обращайте внимания, капитан, — уже совсем другим тоном, миролюбиво добавила матушка Джози. — Вы к нам до утра?
— Нет.
— Тогда что вам угодно?