Генри Боуден, Королевский Прокурор, Капитан Флота Его Величества.
Н.Б.[1] За вами будет прислана шлюпка.
Новость была настолько удивительной и неожиданной, что Хорнблоуэр аж рот раскрыл, пока не вспомнил о присутствии в каюте постороннего и необходимости сохранять полную невозмутимость.
— Очень хорошо, благодарю вас, мичман, — сухо проговорил он, но не успел молодой человек закрыть за собой дверь, как Хорнблоуэр рывком выскочил из гамака и бросился к своему сундуку, мучительно соображая, как ему лучше разгладить складки на парадном мундире за то короткое время, что еще оставалось до начала заседания.
— «Об утрате оного судна», — повторил он вслух фразу из письма. Она могла означать только одно: «Пришпоренного» больше нет.
Но Мидоус жив, а значит, живы и другие. Вполне возможно, что потеря корабля вообще произошла без человеческих жертв.
Но каков все же этот Мидоус! Времени даром не терял. Не успел еще бывший капитан вернуться на берег, а он уже ухитрился посадить корабль на мель. Хотя, с другой стороны, посадить корабль на мель в здешних водах легче легкого, в чем он, Хорнблоуэр, готов поклясться перед кем угодно. Сам он, правда, до такого не доходил, но тем больше веса будет иметь подобная клятва в его устах.
Чтобы удалить выросшую щетину, Хорнблоуэру пришлось подтащить свой сундук к трапу, залезть на него, поставить зеркальце на палубу и бриться, высунув голову из люка и держа одной рукой бритву, а другой ухватившись за ступеньку. Ему недоставало роста, чтобы обойтись без подставки. Внезапно в голову ему пришла идиотская мысль, что Мидоусу на его месте никакой сундук не понадобился бы. Тот был так высок, что мог высунуть голову из люка без дополнительных приспособлений.
Пока Хорнблоуэр брился, балансируя на сундуке, подошел Бедлстоун. Против обыкновения, он оказался словоохотлив и сам поделился информацией. Капитан слушал его, пытаясь одновременно сохранить равновесие и оттянуть второй рукой кожу под подбородком, что было весьма трудным делом на беспорядочно раскачивающейся «Принцессе».
— Так, значит, ваш «Пришпоренный» разбился на Черных Камнях, — неопределенным тоном произнес Бедлстоун.
— Я уже знаю, что он разбился, но мне не известно где, — отозвался Хорнблоуэр.
— Ну на вопрос «где» ответить нетрудно. Сейчас-то он уже на дне морском. Он сел на камни во время отлива, а потом его унесло приливом.
Хорнблоуэр снова поразился удивительной способности некоторых моряков узнавать такие подробности словно из воздуха.
— Есть ли человеческие жертвы? — спросил он.
— Не слышал о таковых, — ответил Бедлстоун. Несомненно, старый шкипер был бы в курсе, погибни кто-нибудь из офицеров. Ну что ж, прекрасно.
Значит, Буш по-прежнему цел и невредим. Хорнблоуэр решил, что больше новостей не будет, и вплотную занялся коварным участком лица в левом уголке рта.
Но Бедлстоун еще не закончил.
— Вызваны свидетелем на заседание трибунала, я слыхал?
— Да, — коротко ответил Хорнблоуэр, не собираюсь пополнять корзину сплетен любопытного шкипера.
— Если ветер изменится, я отплыву без вас. Ваш сундук я сдам на хранение в Плимуте.
— Вы исключительно любезны! — саркастически произнес Хорнблоуэр, но тут же прикусил язык. Не было никакого смысла затевать ссору с человеком, находящимся ниже его по рангу, не говоря уже о других соображениях. Поэтому он сначала вытер лицо и бритву и лишь после этого взглянул на Бедлстоуна.
— Далеко не каждый на вашем месте ответил бы так, — сказал после паузы внимательно наблюдавший за ним Бедлстоун.
— Далеко не каждый так сильно нуждается в завтраке, как я в настоящий момент, — ответил капитан.
Ровно в восемь утра к борту подошла обещанная шлюпка. Хорнблоуэр спустился в нее и уселся на корме. Единственный эполет по-прежнему находился на левом плече его парадного мундира, так как официально он продолжал оставаться коммандером, пока не будет подтверждено присвоение ему капитанского чина. Шпага, хотя и работы Лангера, имела медную, с истершейся позолотой рукоять.
Прием, однако, был оказан ему на борту «Ирландии» по всей форме. По трапу он поднимался под звуки духового оркестра следом за двумя капитанами в расшитых золотом мундирах, каждый из которых имел золотые эполеты на обоих плечах. Судя по всему, эти капитаны должны были принимать участие в заседании трибунала в качестве судей. С подветренной стороны шканцев капитан заметил долговязого Мидоуса и знакомую фигуру Буша, шагающих бок о бок и погруженных в беседу.
Сопровождающий Хорнблоуэра мичман поспешил увести его от обвиняемых, что послужило дополнительным доказательством — хотя какие уж тут еще требовались доказательства, — того значения, которое придавалось его показаниям на предстоящем процессе. Согласно правилам, свидетели и эксперты не могли общаться с обвиняемым в интересах беспристрастности правосудия.
Прошло не менее двадцати пяти минут с момента пушечного выстрела, возвестившего об открытии заседания Военного Трибунала, когда Хорнблоуэра пригласили в огромную капитанскую каюту, хорошо знакомую ему по предыдущим посещениям флагмана. Под кормовыми иллюминаторами стоял длинный стол, за которым расположились, блистая золотом, семь капитанов.
Сбоку у стенки разместились на стульях подсудимые: Мидоус, Буш, штурман Прауз и боцман Уайз. На лицах всех четверых явственно проглядывали тревога и неуверенность. Хорнблоуэр отвернулся, чувствуя себя не в своей тарелке и даже как-будто в чем-то виноватым перед этими людьми.
— Суд желает задать вам несколько вопросов; капитан Хорнблоуэр, — обратился к нему председательствующий, сидящий в центре стола. — Позже вы сможете ответить на вопросы к вам обвиняемых, если таковые возникнут.
— Так точно, сэр.
— Вы передали командование шлюпом «Пришпоренный» утром 17 июля, не так ли?
— Так точно, сэр.
— Была ли материальная часть корабля в порядке на момент передачи?
— В достаточной степени, сэр, — отозвался Хорнблоуэр, решив, по возможности, воздерживаться от точных и однозначных ответов.
— Говоря «в достаточной степени», что вы имеете в виду: состояние корабля было хорошим или плохим?
— Хорошим, сэр.
— Была ли верна, на ваш взгляд, таблица отклонений компаса?
— Да, верна, сэр, — он не мог ответить по-другому: сделать это — означало признать свою собственную небрежность в столь важном предмете.
— Вам, должно быть, уже известно, что корабль Флота Его Величества «Пришпоренный» сел на мель у Черных Камней во время отлива. Можете ли вы как-то прокомментировать случившееся?
Хорнблоуэр стиснул зубы.
