Шотландии. В Эдинбурге. Очень холодный город. Но женщины красивые. Очень красивые. Некоторые учили меня английскому, а я учил их обманывать скучных мужей-кальвинистов. Мы, отпущенные под честное слово офицеры, жили неподалеку от Свечного ряда. Знаете это место? Нет? Обязательно посетите Эдинбург. Прекрасный город, просвещенный и гостеприимный, несмотря на кальвинистов и кухню. После подписания Амьенского мира я едва не остался там. – Лу сделал паузу, ударил кремнем по стали, подул на затлевший льняной трут и прикурил сигару от его пламени. – Едва не остался, но вы сами знаете, как бывает. Она была замужем за другим, а я люблю Францию, поэтому я здесь, а она там и мечтает обо мне чаще, чем я о ней. – Генерал вздохнул. – Мне о ней погода напомнила. Мы часто лежали в постели, глядя на дождь и проплывающий за окнами туман. Холодно сегодня, а?
– Вы и оделись по погоде, генерал, – сказал Шарп. – Мехов на вас, как на шлюхе под Рождество.
Лу неприятно улыбнулся. Зубы у него были желтые, двух недоставало. С Шарпом он говорил любезно, но то была любезность кота, готового убить мышь. Затянувшись так, что зарделся кончик сигары, он пристально посмотрел на Шарпа налитым кровью глазом из-под серого козырька.
Лу видел перед собой высокого мужчину с обшарпанной винтовкой на плече и тяжелым палашом на боку. Форма рваная, в пятнах и заплатах. Черный шнур между сохранившимися серебряными пуговицами истрепался в лохмотья. Ниже – обшитые кожей французские кавалерийские рейтузы. Остатки красного офицерского пояса стягивают талию, на шее свободно повязан черный шарф. Форма выдавала человека, давно отказавшегося от атрибутов военнослужащего мирного времени в пользу солдатских практических удобств. Ко всему прочему человек еще и жесткий, решил Лу, не столько из-за шрама на щеке, сколько из-за поведения стрелка, его манеры держаться, неуклюжей и недоброй, как у того, кто предпочитает драться, а не разговаривать. Лу пожал плечами, отставив любезности, и перешел к делу:
– Я пришел за моими людьми.
– Забудьте о них, генерал, – ответил Шарп.
Он уже решил, что не станет величать француза ни «сэром», ни «месье».
Лу вскинул брови:
– Они мертвы?
– Будут.
Лу отмахнулся от назойливой мухи. Свисавшие со шлема ремни в стальной оплетке напоминали каденетты, косички, которые французские гусары отращивали на висках. Он еще раз затянулся табачным дымом и улыбнулся.
– Позвольте, капитан, напомнить вам о правилах войны.
Шарп ответил на предложение Лу словцом, которое француз вряд ли часто слышал в просвещенном обществе Эдинбурга.
– Я не беру уроков от убийц, – продолжал он, – и уж тем более касательно правил войны. То, что сотворили в этой деревне ваши люди, войной назвать нельзя. Это резня.
– Разумеется, это война, – спокойно возразил Лу, – и мне не нужны ваши лекции, капитан.
– Лекции вам, может, и не нужны, но урок уж точно необходим.
Лу рассмеялся. Повернувшись, он прошел к ручью, широко зевнул, наклонился, зачерпнул воды и поднес ладони ко рту. Потом вернулся к Шарпу.
– Позвольте объяснить, капитан, в чем заключается моя задача, а вы попробуйте поставить себя на мое место. Может, тогда забудете свои скучные английские моральные догмы. Моя задача, капитан, патрулировать дороги, идущие через эти горы, и обеспечивать безопасное прохождение фургонов с боеприпасами и продовольствием, которые помогут нам разбить вас, британцев, и оттеснить к морю. Мои враги – не солдаты в форме, под знаменем и с кодексом чести, а сборища штатских, которым не нравится мое присутствие. Пусть их! Пусть негодуют и возмущаются – имеют на то право, – но если они нападут на меня, капитан, я буду защищаться. Защищаться так решительно и беспощадно, используя все доступные мне средства, что они тысячу раз подумают, прежде чем осмелятся напасть снова. Знаете, какое главное оружие у герильерос? Ужас, капитан, чистый ужас, а раз так, то я должен быть ужаснее моего врага, а мой враг в этой провинции воистину ужасен. Вы слышали об Эль Кастрадоре?
– Кастратор? – догадался Шарп.
– Совершенно верно. Его называют так из-за того, как он поступает с французскими солдатами. Причем он делает свое дело, пока они живы, а затем оставляет их истекать кровью. Кастратор, к моему сожалению, еще не убит, но за последние три месяца ни один из моих людей кастрирован не был, а знаете почему? Потому что люди Кастратора боятся меня больше, чем боятся его самого. Я взял верх над ним, капитан, я обезопасил горы. Во всей Испании, капитан, это единственное место, где французы могут передвигаться без риска, а почему? Потому что я повернул оружие герильерос против них самих. Я оскопляю их так же, как они оскопили бы меня, но пользуюсь более тупым ножом. – Генерал Лу недобро улыбнулся. – А теперь скажите, капитан, разве вы не поступали бы так же, как поступаю я, если бы оказались на моем месте? Если бы ваших людей кастрировали и ослепляли, если бы им выпускали внутренности, если бы с них, живых, сдирали кожу и оставляли их умирать?
– С детьми? – Шарп ткнул большим пальцем в сторону деревни.
В единственном зрячем глазу Лу мелькнуло удивление, как будто ему было странно слышать такое возражение от солдата.
– Разве крысу щадят лишь потому, что она мала? Паразит есть паразит, независимо от возраста.
– По-моему, вы сами сказали, что в горах сейчас безопасно, – напомнил Шарп. – А раз так, то зачем же убивать?
– Затем, что на прошлой неделе два моих солдата погибли в деревне неподалеку отсюда. Семьи убийц укрылись здесь, надеясь, что я их не найду. Но я нашел, и отныне, можете мне поверить, капитан, ни один мой человек в засаду возле Фуэнтес-де-Оньоро не попадет.
– Попадет, если встретится там со мной.
Лу с сожалением покачал головой:
– Вы слишком скоры на угрозы, капитан. Думаю, если мы сразимся, я научу вас осторожности. А пока… верните моих людей, и мы уйдем.
Шарп ненадолго задумался, потом пожал плечами и повернулся:
– Сержант Харпер!
– Сэр?
– Выведите тех двух лягушатников.
Харпер замялся, словно желал узнать, каковы намерения Шарпа, но потом все же направился к лачугам. Секундой позже он появился с двумя пленными, которые так и остались без штанов. Один вдобавок сгибался от боли.
– Он ранен? – спросил генерал.
– Получил от меня по яйцам, – ответил Шарп. – Он насиловал девочку.
Такое объяснение, похоже, удивило Лу.
– Вы так привередливы в отношении насилия, капитан Шарп?
– Чудно́ для мужчины, а? Да, привередлив.
– Такие офицеры есть и у нас, – сказал Лу, – но несколько месяцев в Испании избавляют от излишней чувствительности. Женщины здесь дерутся наравне с мужчинами, и если женщина рассчитывает, что юбки
