На этот раз они рассмеялись, потому что знали, что это ложь. Склоны холма были слишком круты для прямого штурма стен. Уязвимы были только два входа на востоке и западе, и за обоими мог поджидать враг. — Как только мы окажемся за воротами, все будет кончено, — решительно закончил он. — Эти люди могут знать, как сражаться, но они не знают, как побеждать. Мы знаем, как побеждать.
Они развеселили его, и гордость поднималась в нем, как вода из источника. Он чувствовал связь с этими мужчинами, которая была сильнее, чем семейные узы; дух товарищества, закаленный в битвах. Они маршировали вместе и вместе сражались, и была большая вероятность того, что, когда взойдет солнце, они умрут вместе, их кровь смешается в грязи британского рва. Все они знали, что некоторые из мужчин, поднявшихся на этот холм, уже не спустятся вниз. Но вместо того, чтобы ослабить их, знание дало им силу. Именно это сделало их такими, какие они есть. Солдатами Рима.
Он отдал подробные инструкции каждому из центурионов по очереди, наконец приблизившись к Креспо, который должен был возглавить Вторую когорту. Ему было трудно скрыть свою неприязнь к этому человеку, но за час до нападения было самое время отложить мелкое соперничество. Он мог видеть бледные глаза, блестевшие в темноте, но не мог прочитать, что в них было.
— Да хранит тебя твой бог, Креспо. — Центурион следовал за Митрой, и где-то в лагере было скрытое святилище, где он должен был принести жертву убийце быка. Это был тайный культ, но любой, кто пережил инициацию, достоин уважения – по крайней мере, за храбрость. Солдаты поступали правильно, не игнорируя богов, но Валерий поклонялся им так же, как и большинство людей, делая ровно столько, чтобы они были счастливы, и взывая к ним в трудную минуту. — Держись поближе по пути внутрь. Как только мы пройдем ворота, Первая будет удерживать врага на позиции, пока ты со Второй пробиваешь брешь в их строю. Когда вы окажетесь за ними, развернитесь, и мы раздавим их между собой. — Это был хороший план, но его успех зависел от множества различных факторов. Он уже сражался с кельтскими воинами западной Британии и, несмотря на все его уверенные разговоры об их слабостях, он знал их как отважных бойцов, готовых умереть, защищая то, что принадлежит им. Сегодня у них не было выбора, потому что им некуда было бежать.
Креспо подозрительно хмыкнул. — Значит, мы сражаемся и умираем, пока вы прячешься за своими щитами и забираете всю славу себе?
Валерий почувствовал, как в нем поднимается гнев, но сдержал сопровождавшие его слова. Нет смысла вступать в спор с озлобленным сицилийцем. — Смерть − это то, за что нам платят, центурион, — сказал он и отвернулся прежде, чем Креспо успел ответить.
Обстрел прекратился, и на несколько секунд мягкий фальшивый свет серого предрассветного времени сменился неземным спокойствием, которое нарушал только треск горящих дров с вершины холма. Стоя во главе своих людей Валерий закрыл глаза и разобрать прочитать звуки. Сначала ничего. Но мгновение спустя он услышал приглушенное рычание, которое, как он знал, было началом атаки вспомогательных когорт. Он еще немного подержал глаза закрытыми, наслаждаясь последним мгновением покоя, а когда открыл их, огненная стрела пронеслась по небу, словно падающая звезда.
Сейчас!
Он вел легионеров рысью, по восемь в ряд в их центуриях. Легат поставил прикрытие из лучников справа и слева от места атаки, и, когда острие атаки прошло мимо них, лучники выпустили стаю стрел, которые поразили защитников первого из трех валов. Валерий провел два дня, готовясь к штурму, изучая каждый дюйм восточного склона, и заметил что-то, что грызло его мозг, словно червь. У самого очевидного пути к воротам был очень четкий вход, но не было явного выхода. Конечно, выход можно было бы скрыть, возможно, в туннеле, но это даже в крепости таких размеров потребовало бы огромных усилий при очень незначительной выгоде. Чем дольше он смотрел на нее, тем меньше она ему нравилась. У аномалии может быть совершенно невинное объяснение, но, по опыту Валерия, на войне нет ничего невинного. Теперь он сделал свой выбор, зная, что в результате рискует жизнями своих солдат. Он быстро повел своих людей мимо первого прохода на наклонную платформу, идущую параллельно крепостным стенам, и, когда она сделала крутой поворот в гору, последовал за ней. Маршрут привел первых легионеров в зону досягаемости копий, брошенных с частокола, возвышавшегося над вторым валом. — Построиться «черепахой»! — По приказу каждый легионер первой центурии сомкнул свой щит над головой со щитом человека рядом с ним. Только те, кто стоял в передних и задних рядах, а также люди на краях строя держали свои щиты вертикально. В результате получился прочный панцирь, который сделал восемьдесят человек внутри черепахи неуязвимыми для атаки сверху. Валерий знал, что каждая центурия в атакующих когортах позади последует его примеру. Теперь он действовал чисто инстинктивно, следуя протоптанной тропой вверх и молясь, чтобы силуры не расставляли больше ложных выходов или скрытых ловушек; дюжина ям по колено глубиной могла разбить черепаху за меньшее время, чем требуется, чтобы вытащить меч. Нет. Крепость такого размера должна быть местом торговли, а также убежищем, а торговля означала легкий доступ. Тот, кто спроектировал защиту, был бы вынужден пойти на этот компромисс. Его грудь вздымалась, рука болела от тяжелого щита над головой, а дыхание хрипло вырывалось из горла. Пот слепил ему глаза в маленькой печи его железного шлема с большими клапанами на щеках, которые ограничивали обзор, но не спасали от клинка в горло. Стук копий и стрел о внешнюю поверхность черепахи теперь был почти постоянным, как сильный ливень. Смерть была повсюду вокруг него, но он никогда не чувствовал себя более живым.
Он думал о своем отце, дряхлеющем в загородном поместье в красивой лесистой долине недалеко от Фиден и строящем планы возродить политическое положение семьи; планы, в основе которых был Валерий. В следующем году ему придется вернуться, чтобы возобновить свою юридическую карьеру, расхваливая мелкие дела за пределами Базилики Юлия; подбирая крохи, оставленные более яркими умами. Дело было не в том, что он не любил закон; сидеть и слушать, как один из великих практиков владеет логикой и риторикой так, как чемпион-ретиарий владеет сетью и трезубцем, было одним из удовольствий в жизни. Но выступление перед судом
