— Че будем делать? — спросил Пелевин.
— Не знаю, — ответил Сорокин. — Ладно, возьми пока сигарету.
— И чашку кофе, — протянул руку Пелевин.
— Дайте еще пару сигарет, — сказал Эдуард, — я за ухо заложу.
— Если Кум будет в плохом настроении, нас всех на — слово на х — в БУР отправят. Ты же знаешь Голубого, — сказал Пелевин. Голубым называли Главного Кума Малиновского. И не за секс-форму, а за слишком голубые глаза. Но, тем не менее, это было очень грубое прозвище. Так говорили о Куме только враги. И только за глаза.
— Зачем ты так говоришь? — сокрушенно произнес Владимир.
— А что? — спросил Виктор.
— А если нас подслушивают? Ты этого не допускаешь?
— Пусть. Все равно завтра или послезавтра нас всех прикончат.
— Может быть, кто-то спасется? — с надеждой сказал Эдуард.
— Ну ладно, хватит базарить. Спектакль уже начался и требует новых сцен, — сказал Пелевин.
— Как топка угля, — сказал Сорокин.
Радзинский взглянул на лист, который передали ему, и прочитал:
— Дать женщине-академику в руки две золотые погремушки. Она должна шуметь ими, потом говорить, что американский доллар рухнет через две недели и опять шуметь погремушками. И так три раза через каждые пятнадцать секунд.
— Можно я допишу от себя что-нибудь? — спросил Эдик. — Так писать хочется.
— Иди пописай, — сказал Вова. — Ничего не трогай.
— Вот только дали человеку волю, сигареты, кофе, он уже писать просится, — сказал Витя. — И не думай.
Эдуард сбежал вниз по лестнице. По пути к сцене нацарапал на листе:
— В виде гантелей. — А то эти ребята не додумались написать, на что должны быть похожи погремушки докторши, Действительного Члена Академии Наук.
— Ну вот, на сигареты я заработал, — радостно сказал сам себе Эдик и побежал дальше. Благо до сцены было не больше пятидесяти метров. Сейчас там проходила группа разговорного жанра. Синхронные переводчики. Обычно они занимались тем, что произносили тексты вместо актеров американского кино.
Сейчас этот кордебалет повернулся задом, все подняли юбки, и зрители в первом ряду зажали носы. Почему не уши?
— Что это? — спросил один из иностранных гостей Игоря Волгина. Они только что прибыли. Почти инкогнито. И сразу сели в девятом ряду. Их даже не встретил новый начальник Зоны. Гости приехали на час раньше, чем это предполагалось в связи с погодными условиями на Воле. Игорь был проверяющим исполнение ликвидации от ГУЛАГа.
— Хорошо, что мы сели не в первом ряду, — повернулся он к Камилле Палья. — Как вы хотели. — И добавил: — А это русские переводчики фильмов Голливуда.
— Но почему такая вонь? — удивилась Камилла Палья.
— Хорошо еще, что вы не слышите самого перевода, — нагнулся к уху Камиллы ее спутник из-за границы Александр Генис.
— А что такого интересного? — спросила Палья.
— Ай анейвл… я не способен передать всю гамму… — сказал Александр.
— А чего тут непонятного? — спокойно сказал Действительный Член Академии Наук Иг Волг, представитель Объединенных Лагерей в настоящее время. — У нас так в институтах учат.
— Как это будет по-английски? — спросила госпожа Камилла Палья.
— Не переводится, — шепнул на ухо заграничной даме Генис.
— А что тут переводить? — и свободно, как все академики, перевел: это сеанс жопоговорения. Начинается от горла. Часто прямо от желудка.
— А как это будет по-английски?
— Так и будет, — смело ответил академик.
— От гланд начинается? — опять поинтересовалась Камилла Палья. — Но тогда должны быть такие трубные, грудные звуки.
— Вы желаете услышать трубные звуки? Для этого надо сесть поближе, — сказал Волгин.
— А так почему не слышно? Мало каши ели?
— Да, госпожа Камилла, зеки чуть-чуть не доедают. Это полезно для здоровья.
— Да и горох не завезли на этой неделе, оказывается, — сказал Дмитрий Асм. — Ему, наконец, доложили, что приехал Проверяющий, и он быстренько прискакал к веранде. — Я ведь только неделю здесь, — добавил он, — даже меньше.
— Желаете пересесть поближе? — поинтересовался Диман.
— Спасибо не надо, — ответила Камилла, — я догадалась: они пердят. Йес? Окей.
— Окей? — попросил подтверждения Иг Волг.
— Окей, окей, спасибо. Это замечательно придумано. Кто автор?
— А кто автор, Диман? — Волг повернулся к Асму.
— Да у нас для таких дел только один автор.
— Кто ж этот замечательный человек? — спросила Камилла Палья.
— Вовка Сорокин.
— Ну, он правильно пишет, — вмешался Александр Генис, — у нас, действительно, так учат переводить.
— Вот умный парень! — хлопнул Гениса по плечу Асм. — У нас. Где это у нас, позвольте вас спросить?
— Ну, Радио Свобода всегда говорит Унас про Россию. Ведь мы пишем и говорим для России. Ее мы надеемся вылечить.
— Это потому, что других уже лечить бесполезно, — сказал Иг Волг. — Я имею в виду вас, американцев. Да вы загрызли уже Россию своей бытовухой. Один Борис Парамонов чего стоит. Жаль, что он не приехал. Я бы ему сказал пару ласковых про теоретическую подготовку.
— Он не смог нас сопровождать, — сказала Камилла Палья.
— Но он будет на связи по спутниковому телефону. Видео трансляция еще не налажена.
Борис Парамонов отвечает по телефону, что все, в общем-то, пидарасы. Иг Волг хочет уточнить, кто это ВСЕ? Но связь прерывается.
— Спутник ушел, — говорит Александр Генис и убирает дорогостоящий аппарат в чемоданчик.
— Хорошая штука, — говорит Дмитрий Асм, кивая на чемоданчик.
— Да, — отвечает Александр Генис, — раньше в Чечне использовал.
— Тебе бы такой, Диман, да? — сказал Иг Волг, обращаясь к новому начальнику Зоны Асму, — с — слово на букву б — по всему миру разговаривать.
— Я думаю, он чего-то не понял, — сказала Камилла Палья. И пояснила: — Я имею в виду Бориса Парамонова. — Нельзя же не глядя так про всех говорить.
— Мы еще позвоним ему, — сказал Александр Генис, — уточним.
Мимо них пробежал с листами Эдик Радзинский.
— Куда это он? — спросил Игорь.
— В туалет, кажется, — ответил только что подошедший Виктор Ерофеев. — Там больше ничего нет.
— А листы зачем? — спросила Камилла Палья. — Там биде, что ли нет?
— Вы не поняли, — мягко сказал Виктор, — листы это продолжение сценария. — Там, видимо, сейчас будут снимать.
— Что значит, видимо? — строго посмотрел на Виктора Ерофеева Иг Волг. — Вы-то чем занимаетесь? Почему не пишете?
— Контора пишет, — ответил Витя. И проверяющий заткнулся. А что тут скажешь? Он только укоризненно посмотрел на своего друга Димана.
