Прихлопнув кровососа, Иван растянулся в кровати. И все равно сон не шел, в голове засела какая-то не дававшая покоя мысль. Поднявшись, юноша достал из кошеля завернутое в бумагу распятие – подарок архивариуса. Развернул, поднес к окну, любуясь изящной вещицей… Порыв ветра сдул со стола бумагу прямо на лицо спящему Митьке. Иван осторожно снял листок, намереваясь выбросить его в окно… Или – не выбрасывать, а лучше снова завернуть в него распятие? Хорошая бумага, плотная… Иван развернул листок – даже сейчас, в медном свете месяца, были хорошо различимы крупные буквы и цифры:
«…рыбы засоленной в бочках – 12, по два ливра и пять су за бочку, сукна английского – 3 штуки по одному ливру каждая, вина красного из Бордо – 33 малых бочонка, хлеба пшеничного – 16 с половиной краюх, сидра яблочного в малых бочонках – 33.
Тридцать три… Так-так…
Иван взволнованно опустился на кровать. Тридцать три… А та ушлая женщина, мадам Кларисса, с которой столь удачно познакомился Жан-Поль, кажется, говорила о тридцати двух обитателях аббатства? А здесь – тридцать три! И вина, и сидра… Впрочем, может, это аббат лично употребляет по два бочонка, а не по одному. Да – и хлеб! Шестнадцать с половиной краюх. Краюхи у них небольшие, как раз на двоих… Шестнадцать с половиной на два – тоже ведь получится тридцать три! Что это, обычное совпадение? Может быть… А может быть, в этом что-то есть. И тогда получается, что в аббатстве сейчас – ведь запись-то свежая – находятся не тридцать два человека, как официально считается, а тридцать три!
Тридцать три…
Было о чем подумать.
Когда речь идет о попавших в беду достойных людях, те, кто часто оказывает помощь, будут, вероятно, оказывать ее всегда…
Эжен Сю. «Парижские тайны»
Август 1604 г. Мон-Сен-Мишель
Ох, что ж ты такая зареванная-то, девочка? Щеки мокры, веки припухли – совсем никуда не годится, совсем. Иван не выдержал, улучив момент, подошел к Катерине, шепнул:
– Случилось что?
Девчонка отрицательно покачала головой и натужно улыбнулась:
– Будете завтракать, месье Жан?
Иван усмехнулся:
– Да, наверное… Знаете ли, мадемуазель, я не очень-то люблю есть в одиночестве, а мои друзья еще спят. Не составите компанию? Просто посидим во дворе, выпьем вина – ведь посетителей сейчас нет. Вон и дядюшка Шарль за прилавком дремлет. А день-то какой чудесный, вернее – утро. Так пойдем?
– Утро и впрямь чудесное, – шмыгнув носом, согласилась Катерина. – Но что-то не хочется мне сейчас пить вино. Нет настроения.
– Понятно. – Юноша грустно кивнул. – Что ж, нет так нет, не смею навязываться. Кстати, двое моих приятелей свели вчера знакомство с отличным кулачным бойцом!
– Что?! – Девушка явно вздрогнула, но тут же постаралась напустить на себя безразличный вид. – С кулачным бойцом? Надо же, тут даже такие имеются? Кто же это, интересно знать… так, из чистого любопытства.
– Представьте себе, его зовут Юбер, он служит привратником в аббатстве. – Иван специально опустил глаза, чтобы не смущать девчонку. – Кажется, вы мне про него что-то рассказывали.
– Рассказывала? Я? Что-то не припомню…
– Впрочем, это не важно, – вполне светски улыбнулся молодой человек. – День сегодня и впрямь хоть куда… да и вообще, вся неделя. Пойду, пожалуй, пройдусь.
Поправив на голове шляпу, он поклонился и, повернувшись на каблуках, направился к выходу… Ну? Останови же! Ну!
– Месье Жан!
– А? – Юноша тут же обернулся. – Мне показалось, будто вы меня звали?
– Вы очень сейчас торопитесь, месье Жан? – В голосе Катерины зазвучали просительные нотки. Ага…
Иван поспешно устремил взгляд в потолок:
– Ну, вообще-то тороплюсь…
– Жаль…
– Но не так чтобы уж очень.
– Да?
– Точнее сказать, вообще не тороплюсь. А что?
– Просто я… я могла бы… Вы ведь просили посидеть с вами во дворике, месье Жан?
– Ах, да-да! Так вы согласны?
– Вы идите, а я захвачу вино и бокалы.
Они уселись на скамеечке в небольшом садике, на той самой, что сидели во время первой встречи, закончившейся жаркими объятиями. Нельзя сказать, чтобы Ивану не хотелось повторить произошедшее, но куда важнее было сейчас расспросить девчонку, да и вообще побольше узнать о загадочном господине Юбере. О нем-то как раз и зашел разговор – о ком же еще? Катерина как раз и начала первой – устремив очи долу, спросила, словно бы невзначай:
– Значит, ваши друзья свели знакомство с Юбером-привратником?
Иван хохотнул:
– Да уж, свели. Хороший, говорят, боец, да еще и образован. Непонятно, с чего бы такому человеку прозябать в служках? Он ведь мог бы составить себе неплохую карьеру в государственных органах.
Юноше стоило, чуть скосив глаза, бросить самый мимолетный взгляд на прекрасную собеседницу, чтобы тут же стала понятна причина столь странного поведения Юбера. Вот она, причина, – сидит сейчас на скамейке, краснеет да кусает губы! Дураку ясно…
– Оба моих приятеля сегодня приглашены к привратнику в гости, – ничуть не кривя душою, продолжал Иван. – Кстати, они рассказали ему, где живут, и упомянули про вас…
– Что?! – Девчонка аж подпрыгнула. – Про меня? И что же они сказали?
– Сказали, что у хозяина постоялого двора есть очень красивая племянница, которую зовут Катерина.
Молодой человек, конечно, не знал точно, упоминали ли о девушке Прохор и Митрий, но… если и не упоминали, то ведь вполне могли упомянуть, и именно в таком вот контексте.
– А Юбер, что сказал Юбер?
– Юбер? А, привратник… Беседовал с ними о поэзии и искусстве.
– А…
– Ах, ну да. О вас тоже упоминал, причем с явным одобрением и – я бы сказал – с грустью.
– Что вы говорите, месье Жан!
– Да-да, – продолжал нагло врать Иван. – С грустью. Очень, говорит, хорошая девушка, эта Катерина, жаль только нечасто заходит.
– Нечасто захожу?! О! – Катерина вдруг обхватила голову руками с такой силой, что побелели пальцы, а у Ивана появились серьезные опасения за целостность ее черепа – как бы не раздавила. – Так он же сам, сам… Так, значит… И отец Урбан, он вчера заходил, сказал, чтоб я… О, Боже… – Девчонка уронила голову на руки и зарыдала.
– Ну, вот, – искренне огорчился ее собеседник. – Опять слезы! Ну что вы, девушки, за народ такой? Хлебом не корми – дай поплакать! Ну-ну, не печальтесь, Юбер о вас все время говорит, прямо не умолкая…
– А отец Урбан… – рыдая, простонала девушка. – Он вообще вчера сказал, чтобы я убиралась из городка – и чем скорее, тем лучше. А Юбер – он так сказал – вскоре станет послушником, а затем – и монахом. О, горе мне, горе!
