Ознакомительная версия.
Отыграл Гришка мелодию, не раздумывая, на частушки перешел. Детина заревел медведем:
— Хватит! Ноги болят! Остановиться не могу… Я же юродивый! Мне бы на кулаках, тогда — другое дело!
Оборвал Гришка мелодию, как литовкой взмахнул:
— Продайте!
— Кого? — удивился детина.
— «Вятку!».
Хозяин гармошки не успел рот открыть, а танцор уже согласился:
— Скоко дашь?
— Десять рублей, — выставил пальцы Гришка.
— Двадцать! — взвинтил цену детина.
— Двенадцать, и точка! — обрезал Григорий.
— По рукам! — согласился юродивый, выкатив глаза от неожиданной удачи.
Звонко хлопнули грубые ладони. Парень, вероятно соображая, прогадал или нет, стал царапать затылок пятерней. Иван бережно отсчитал деньги. Гришка заботливо укладывал бесценную покупку в мешок. Мужик на завалинке наконец-то сообразил:
— Моя гармошка!
— Молчи, шуряк! — принимая деньги в свои руки, оборвал его детина. — Пойду сегодня на мост за церковь, три штуки тебе таких же принесу! Даже лучше. — И, обратившись к Ивану: — Вам, случаем, еще чего надо?
— Нет, — покачал головой Иван. — Вроде, все сподобили.
— Ой, ли?! — настаивал детина. — На всю жизнь не напасешь! Смотрите, а то у меня много чего имеется. Вон, в сарайке, граммофона с трубой новая. Самовар большой есть на три ведра. Сапоги яловые пять пар, пинжак с карманами сафьяновый. Картузов много, и все разные. Вы, я вижу, мужики не местные. Откель будете?
— Старатели мы, с приисков, — ответил Гришка.
— Ну! Золото привезли? — оживился детина.
— Нет, орехом торговали.
— Знать, с деньгами едете…
— Да нет, — вздохнул Гришка. — Вроде ореху много было, сдали неплохо, а куда деньги ушли, непонятно. Бабы, вон, товару разного набрали. Себе, детям. Вот, на гармошку последние двенадцать рублей отсчитал. Осталось немного, лошадям овса купить хоть на какое-то время.
— Ну-ну, — усмехнулся детина. — Смотрите, мобуть, куцак надо? Есть и куцак. Хороший куцак! Из настоящего винтаря резаный. Как раз под полу, и не видно. И патроны имеются. За двадцать целковых отдам. И три обоймы в придачу. Берите! Вам пригодится.
— Дорого уж, — переглянулись мужики. — Да и не надо нам куцак: кого стрелять? Вот бы полный ствол, да и то не сейчас. Может, в другой раз, когда деньги будут.
— Ну-ну, — с хитрой улыбкой покачал головой юродивый. — Смотрите там… Привет передавайте Обуху.
— Какому такому Обуху?
— А там, на «Тараске», узнаете… Он вам как раз сегодня должен встретиться.
— От кого передать-то? — насторожились Гришка и Иван.
— От Оглобли и передайте. Оглобля — это я! Он знает такого. Не раз вместе вино гуляли.
Детина проводил мужиков до ворот, попрощался крепким рукопожатием:
— Хорошие вы мужики! Не хотел бы я, чтобы вы сегодня в ночь ехали. Мобуть, желаете у меня ночевать?
— Да нет, спасибо… — отказались Иван и Гришка. — У нас вперед две подводы поехали, догонять надо.
— Вон как? — равнодушно ответил тот и почесал пальцами за ухом. — Ну, тогда, может, и пронесет. Совет вам даю: по темноте на горе не задерживайтесь.
— Почему так? — спросили мужики, но ответа не дождались.
Детина хлопнул воротами и закрыл железный засов.
Длинная гора Тараска похожа на необъятное брюхо зажиревшего поросенка. Многочисленные увалы скрывают линию горизонта и пологую вершину. Утомляющий тянигус не имеет конца. Высота пологого перевала определяется грязным покрывалом первого снега. Внизу, сзади — у подножия — поздняя осень. Впереди, вверху — ближе к вершине — молодая зима.
Заезженная дорога похожа на густой кисель: грязь, лужи. Глина лепится на колеса телег. Лошади бьются из сил, вязнут по колено в слипшейся жиже, с храпом тянут в гору тяжелые телеги. Мужики несильно хлопают вожжами взмыленные спины коней, подталкивают поклажи на крутых пригорках, выворачивают колеса вагами из зяби до очередного застоя. Затем какое-то расстояние едут умеренным шагом, пока уставшие лошади не увязнут в следующей луже.
Иван Мамаев едет первым. За ним понукает своего Савраску дед Павел. Опытный старатель то и дело хлопает себя по груди, проверяя бумажник. Каждый раз, убедившись, что деньги и бумаги здесь, старик расплывается в улыбке: на месте земельный отвод!
Третьим выстроился Григорий Усольцев с Марией. Замыкают караван Иван и Наталья Пановы. Иван Мамаев то и дело бранится на молодых, что те так долго задержались в городе. Иван и Гришка противоречат: «Надо было остаться ночевать у Мишки Стелькина. Завтра утром по морозцу было бы легче». Дед Павел молчит. Он один знает, что за ночь перевал может завалить снегом так, что потом два дня не проедешь.
Наконец-то, помогая друг другу, все поднялись на гору. Матовое солнце скрылось далеко сзади в густом дыму городских труб. Вечерние сумерки залили благодатную минусинскую котловину фиолетовой тушью. Еще час, и лукавая ночь заберет бренный мир в обманчивые объятия. Торопись, путник! Не останавливайся в дороге. Промедление смерти подобно! Ослабнешь на минуту, в уставшую душу начнут вкрадываться мысли об отдыхе. Пронизывающий хиус раскрепостит разгоряченное тело. Сознание заполонит безразличие, после которого наступит вечный сон. Мужики это знают.
Все устали. Каждому хочется есть, но останавливаться нельзя. Чтобы хоть как-то прогнать голод, женщины на ходу развязали котомку, достали большой калач хлеба, кое-как разломили его на части, поделили на всех. Иван взял из рук Натальи свою долю, попробовал откусить: не получилось. Хлеб мерзлый, зубы ломит. Иван затолкал калач за пазуху, чтобы тот немного отогрелся.
О табаке лучше не вспоминать. Некогда. Сейчас не время набивать трубочки. Разгоряченные лошади не должны задерживаться ни на минуту. Только движение вперед приблизит всех к намеченной цели. Теперь, главное, преодолеть крутой овраг — Волчий лог. А там, под гору, будет легче. Добраться до деревни можно будет и в темноте.
Тараска — боль и мучение для всех путников. Затяжной подъем забирает силы людей и лошадей. На вершине горы вешние воды вымыли плоть земли, разделили Тараску надвое глубоким, крутым рвом. Чтобы объехать это место стороной, надо время. Преодолеть напрямую — около двухсот саженей. Чтобы спуститься в лог, следует застопорить задние колеса телеги, а потом, дружно помогая сзади, вытолкать повозку наверх.
Однако затяжной перевал и капризы природы — не единственная преграда людям. Ходят слухи: лютуют здесь разбойники.
Останавливают путников, грабят возвращающихся с городского рынка мужиков. «Выворачивают карманы» зажиревшим купцам, отбирают деньги, товар, лучших лошадей. Строптивых бьют. Непокорным рубят головы. Не один золотарь отдал тут свою жизнь за горсть благородного металла. Сколько здесь было убито людей, ведает только Черное озеро в логу. Может, отсюда и пошла горькая присказка: «Камень на шею, и концы в воду». Кто знает… Никто не помнит, с каких пор называют дурную гору именем знаменитого, местного разбойника Тараса. А Волчий лог «в честь» его свирепых помощников.
К Волчьему логу наши путники подъехали затемно. Первым под горку спустился Иван Мамаев. За ним, застопорив колеса, съехал дед Павел. Потом Григорий с Марией. Наступила очередь Ивана Панова.
Выждал Иван время, когда товарищи снизу крикнут, застопорил колеса телеги, направил коня под гору. Наталья сзади спешит. Темно. Конь скалится и хрипит, нащупывая дорогу ногами. Телега гремит на ухабах. Увязанный товар на повозке подпрыгивает.
Кое-как спустился Иван вниз. Видит, впереди черное пятно. Подъехал ближе, Гришка стоит у своей телеги. Рядом с ним какие-то люди суетятся. Слышны глухие удары да резкие окрики. Бьют товарища «волки». Понял Иван, что попали они в руки разбойников.
Не успел парень коня остановить, сбоку подбежал здоровенный детина, остановился рядом, кулаком с кастетом играет, широко усмехается:
— Что, дядя? Выворачивай карманы! Показывай, что у тебя там припрятано. Вон, за пазухой, видать, кошелек набитый! Не знаешь разве, что в Волчьем ложке за проезд платить надо?
Видит Иван: дело худо. Все разом перед глазами замелькало. Наталья плачет. Конь хрипит. Товарищи впереди от частых ударов стонут. Вспомнил Иван слова Оглобли, кому на Тараске привет передать надо. Понял, что перед ним Обух стоит или кто-то из его дружков. Да только разговаривать с ними бесполезно: слишком уверенны их намерения. Чувствует Иван, что сейчас он лишится последних сбережений. А значит, грозит голодная зима.
А бандит не шутит, за отворот полушубка схватил, к себе тянет. Другой кулак с кастетом поднимается: вот-вот ударит.
От безысходности положения, плохо соображая, что делает, Иван быстро сунул руку за пазуху, выхватил калач, направил его на бандита:
Ознакомительная версия.
