Но датчан не следовало провоцировать, а я поклялся подчиняться Эдварду.
Поэтому я решил их спровоцировать.
— Эдвард под каблуком у священников, — пожаловался я Лудде, — а его проклятая мамаша и того хуже. Глупая сука. Мы вернулись в Фагранфорду, и я проводил его на север, к краю холмов, откуда через широкую долину Сэферн можно было увидеть холмы Уэльса. Далеко на западе шел дождь, а в реке в долине внизу серебрилось водянистое отражение солнца. — Они думают, что молитвы помогут избежать войны, — продолжил я, — и все из-за этого глупца Плегмунда. Он считает, что Бог кастрирует датчан.
— Молитвы могут быть полезны, господин, — весело ответил Лудда.
— Чем же они полезны, — сердито проворчал я, — если бы бог хотел, чтобы они приносили пользу, почему же он не сделал этого двадцать лет назад?
Лудда был слишком благоразумен, чтобы ответить. Мы были только вдвоем. Я искал кое-что и не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что именно, так что мы с Луддой поскакали на вершину холма одни. Мы искали, расспрашивая рабов в полях и глав кланов в их домах, и на третий день я нашел, что искал. Он не был идеальным. Он был гораздо ближе к Фагранфорде, чем мне бы хотелось, и недостаточно близко к датчанам.
Но на севере ничего подобного нет, — сказал Лудда, — насколько мне известно. Ближе к северу много таинственных камней, но скрытых нет.
Таинственные камни представляли собой странные круги из огромных валунов, которые расставили древние, видимо, в честь своих богов.
Обычно когда мы находили такое место, то копали до основания камней, и я находил под парой из них клад. Камни были закопаны в курганах, некоторые из которых были круглыми, а некоторые похожи на длинную гряду, и те, и другие представляли собой могилы древних людей.
Мы их тоже раскапывали, хотя кое-кто верил, что скелеты, находящиеся там, находятся под защитой духов или даже драконов с огненным дыханием, но однажды я нашел в такой могиле кувшин, наполненный гагатом, янтарем и золотыми украшениями.
Курган, который мы обнаружили в тот день, представлял собой высокую гряду, с которой были видны окрестности. Поглядев на север, можно было увидеть земли датчан, хотя до них было очень далеко, слишком далеко, но тем не менее, я решил, что эта древняя могила нам подойдет.
Место называлось Натангравум и принадлежало мерсийскому лорду по имени Элволд, который был просто счастлив, что я буду раскапывать его курган.
— Я одолжу тебе своих рабов для этой работы, — сказал он мне, — этим ублюдках все равно особо нечем заняться до сбора урожая.
— Я буду использовать своих, — ответил я.
Элволд немедленно что-то заподозрил, но я был Утредом, и он не хотел меня злить.
— Ты поделишься тем, что найдешь? — спросил он с волнением.
— Да, — заверил я и положил золотую монету на стол. — Это золото — за твое молчание. Никто не должен знать, что я здесь, так что ты никому не скажешь. Если я узнаю, что ты проболтался, я вернусь и закопаю тебя под этим курганом.
— Я ничего не скажу, господин, — обещал он. Он был старше меня, с дрожащим вторым подбородком и длинными седыми волосами. — Клянусь Богом, мне не нужны неприятности, — продолжал он, — в прошлом году был плохой урожай, датчане недалеко, и я лишь молюсь о сохранении мира.
Он взял золото.
— Но ты ничего не найдешь в этом кургане, господин. Мой отец перекопал его много лет назад, и там нет ничего кроме скелетов. Даже бус.
На вершине гряды были две могилы, одна пристроена к другой. В центре находился круглый курган, а поперек и чуть ниже с востока на запад пролегал второй могильный холм, продолговатый, около десяти футов высоты и больше шестидесяти шагов в длину.
Большая часть этого длинного кургана была из земли и известняка, но с восточной стороны находилась искусственная пещера, в которую можно было зайти через сложенный из валунов дверной проход, смотрящий прямо на восходящее солнце.
Я послал Лудду привести дюжину рабов из Фагранфорды, и они передвинули валун, расчистили вход от земли, так что мы смогли согнувшись войти в длинный отделанный камнями проход.
Из туннеля открывался вход в четыре комнаты, по две с каждой стороны, Мы осветили склеп факелами, пропитанными смолой, и оттащили тяжелые камни, загораживающие вход в комнаты, и, как и обещал Элволд, не обнаружили ничего кроме скелетов.
— Это подойдет? — спросил я Лудду.
Поначалу он не ответил. Он уставился на скелеты с выражением страха на лице.
— Они вернутся и будут нас преследовать, господин, — произнес он тихо.
— Нет, — сказал я, хотя и чувствовал внутри холодную дрожь. — Нет, — повторил я, хотя и не верил в это.
— Не трогай их, господин, — попросил он.
— Элволд сказал, что его отец уже их побеспокоил, — заметил я, пытаясь убедить себя самого, — так что мы в безопасности.
— Он потревожил их, господин, и это означает, что он их пробудил. Теперь они жаждут отомщения.
Кости были сложены в неаккуратную груду, и дети, и взрослые вместе. Их челюсти ухмылялись нам. Один череп был пробит с левого бока, а на другом были остатки волос.
Ребенок лежал, свернувшись на коленях у одного из скелетов. Другое тело протягивало костистую руку в нашу сторону, кости пальцев распластались на каменном полу.
— Их дух здесь, — прошептал Лудда, — я чувствую их, господин.
Я снова ощутил холодную дрожь.
— Скачи обратно в Фаграндорду, — сказал я ему, — и приведи отца Коэнвульфа и лучшего охотничьего пса.
— Лучшего пса?
— Приведи Молнию. Я жду вас завтра.
Мы вылезли из прохода наружу, и рабы поставили обратно большой валун, отделявший мертвых от живых, и в ту ночь небо было похоже на сияющий занавес, бледно-голубой с ярко-белым, который с дрожью поднялся выше и скрыл звезды.
Я видел эти огни и раньше, обычно в разгар зимы и всегда на севере небосклона, но было явно не совпадением, что они мерцали в небесах именно в тот день, когда я позволил лучам факелов упасть на мертвецов, лежащих под землей.
Я арендовал у Элволда дом. Он был построен римлянами и большей частью разрушен, находился он недалеко от деревни под названием Туркандин, что лежала на расстоянии короткой поездки от склепа.
Дом душила в своих объятьях ежевика, а плющ извивался по его сломанным стенам, но две самые большие комнаты, откуда когда-то римляне правили окрестностями, использовались в качестве навеса для скота и были защищены грубыми балками с вонючей соломой. Мы вычистили эти комнаты, и я спал той ночью под этой соломенной крышей, а на следующее утро вернулся к склепу.
