Какая-то часть Ганнона мечтала о том, чтобы отправиться на ферму: узнать, там ли Аврелия; убить Агесандра; показать всем, что он не раб. Но другая часть его сознания радовалась, что Замар, офицер нумидийской кавалерии, с которым он вместе патрулировал, считал это слишком рискованным. Разведчики Замара докладывали, что на севере стоят вражеские войска. Римляне применили новую тактику – они выслеживали отряды карфагенян, занимавшихся поисками продовольствия, и уничтожали их. Ганнону совсем не хотелось разделить жуткую судьбу таких отрядов.
Ганнибал приказал не рисковать; если враг рядом, осмотрительность становится составной частью доблести. Утром Ганнон, нумидиец и Мутт устроили совещание и приняли решение возвращаться к своей армии. На то имелись все причины. Их миссия увенчалась безоговорочным успехом. Им удалось избежать любых контактов с римскими войсками; их мулы были нагружены мешками с зерном и амфорами с вином и маслом; почти пять сотен овец и сотня голов другой живности паслись во временных загонах рядом с лагерем. Его солдаты убили множество римских фермеров, но совсем мало женщин и детей; насколько Ганнону было известно, изнасилования случались очень редко. А добиться подобных результатов совсем не просто.
Юноша нахмурился. Он должен был чувствовать себя счастливым, но не чувствовал. Он понимал, что разумнее всего оставить это место и уйти, не оглядываясь.
Но Ганнон знал, что если так поступит, то больше никогда не увидит Аврелию. И не узнает, что с Суни. Весь день эти мысли перекатывались в его голове, как камешек в высохшей тыкве. Он бросил еще один взгляд на север. Возможно, ее там нет; бóльшая часть ферм брошена. Не имеет значения, решил юноша. Если он не воспользуется шансом, то будет всю жизнь жалеть. Он возьмет лошадь у Замара и тогда сможет преодолеть десять миль достаточно быстро.
Из-за войны все дороги оставались пустыми. А когда станет темно, ночное небо будет достаточно ярким, чтобы осветить дорогу на Капую. Он легко найдет поворот на ферму Фабриция, да и само поместье. Если все пойдет хорошо, он вернется еще до рассвета, и никто, кроме нумидийца и Мутта, ничего не узнает. По губам Ганнона пробежала свирепая усмешка. Он не испытывал такого волнения с тех пор… нет, он даже и вспомнить ничего похожего не мог.
В тот день боги улыбались Ганнону, и он легко выбрался из лагеря. На дороге ему встретились лишь путешествовавший на муле жрец и его прислужник, который шагал в пыли за своим господином. Оба бросили на Ганнона подозрительные взгляды, но после сердечного приветствия жрец все же пробормотал в ответ нечто вежливое. Разговаривать они не стали. Ганнон обрадовался, что надел скромную одежду и взял едва ли не самую грязную лошадь Замара. Очевидно, жрец не признал в нем воина Карфагена. Конечно, он скакал по дороге, когда остальные сидели дома, но что вражеский солдат будет делать здесь в одиночку?
Солнце еще не зашло, когда Ганнон свернул на дорогу, ведущую к ферме Фабриция, до которой оставалось полмили. Конечно, он бы с радостью въехал в поместье на лошади, но зачем совершать глупости? Если Агесандр здесь – а у него нет оснований думать иначе, – то в качестве приветствия в него метнут копье. Лучше преодолеть последнюю часть пути пешком. Заросли крушины и можжевельника, служившие границей между двумя владениями, были самым подходящим местом, чтобы спрятать и стреножить лошадь. Затем, держа руку на рукояти меча, Ганнон осторожно зашагал через поля к ферме и вскоре оказался на дороге, ведущей к вилле.
Юноша ощутил странность ситуации, когда увидел цепочку строений возле кипарисовой рощи. Сердце застучало быстрее у него в груди, но он заставил себя двигаться очень осторожно, как улитка. Если ферма не брошена, то Агесандр выставил охрану. Или собак… Ганнон слишком поздно вспомнил о громадных охотничьих псах, величиной с кабана и с таким же норовом. Ночью их обычно спускали с поводков. По спине Ганнона потекла струйка пота. Почему он не подумал о проклятых псах раньше? Они разорвут его на куски.
Он отчаянно вертел головой, оценивая расстояние до границ владения, и понял, что ему осталось преодолеть всего несколько сотен шагов. Со стороны виллы не доносилось ни звука. Ганнон знал, что если он сейчас повернет, то почти наверняка сумеет благополучно отсюда уйти. Он сделал назад дюжину шагов, но ноги отказались нести его дальше.
Неужели он просто жалкий трус? Подойти к цели так близко и не попытаться узнать, на вилле ли Аврелия?
Ганнон сглотнул тошноту, которая начала подниматься к горлу. Собаки бегают парами или поодиночке. Если они атакуют, он сумеет убить сначала одну, а потом другую. Если ему будет сопутствовать удача. Вытащив меч из ножен, Ганнон снова начал красться в сторону виллы.
Он добрался до последних кипарисов, так никого и не встретив. Их ветви шевелились под легкими порывами ветра и слегка поскрипывали. Воспоминания заставили Ганнона замедлить шаг. Когда он в последний раз стоял здесь в темноте, Квинт его освободил.
«С тем долгом я расплатился», – подумал юноша. Теперь Квинт – враг. Тогда зачем он, Ганнон, пытается увидеть его сестру? На этот вопрос у него не было ответа. Однако что-то толкало его вперед, и он не мог сюда не прийти.
Юноша уловил движение в тени хозяйственных построек и виллы; возбужденно повизгивали собаки. Виллу не бросили, здесь остались люди. Ганнон спрятался за стволом ближайшего кипариса.
– Стой, Зевс! Стой, Марс! Вам сегодня особенно хочется побегать? – Смех. – Вы совсем не меняетесь. Медведь и Клык никогда не спешат. Все еще надеетесь найти что-нибудь съестное? Сожалею, но должен вас огорчить: все будет, как обычно. Никакой еды до утра. Голод делает ваши носы более чувствительными, если я хоть что-то в этом понимаю.
«Я знаю этот голос, – удивленно подумал Ганнон. – Ублюдок Агесандр».
– Хорошие мальчики, молодцы… Дайте мне снять ваши поводки, и сможете побегать.
«Вот дерьмо!» – беззвучно выругался Ганнон, понимая, что слишком сильно рискует.
Псы так близко, что очень скоро они почуют его запах. Юноша начал на цыпочках отступать. Чем дальше он отойдет до того, как Агесандр их отпустит, тем будет лучше. И если боги все еще к нему благоволят, то собаки побегут в другую сторону. Но тут один из псов залаял, и Ганнона охватил страх. Он совершил глупейшую ошибку, когда сюда пришел. Карфагенянин схватился за нижнюю ветку кипариса, понимая, что это ему не поможет. Собаки загонят его на дерево, а когда Агесандр поймет, что произошло, он заставит его спуститься при помощи копья. Послышался вой. Надежды окончательно оставили Ганнона, когда он начал подтягиваться вверх. Танит, не бросай меня сейчас… Не дай умереть здесь такой смертью… Ганнон отреагировал инстинктивно, понимая, что ему не на что рассчитывать. Боги никогда не приходят на помощь в подобных ситуациях – так подсказывал ему собственный опыт.
