Пометавшись по перрону, полицай чуть не натолкнулся на Семёна и, едва переведя дух, доложил:
— Пане сотник, мени наказано показать вам склад!
Выждав паузу, Семён оглядел посыльного и повернулся к чотовому.
— Бери своих, и к складу. Он поведёт, — Семён показал на полицейского.
— Выконую слушно! — выпалил чотовый и, забрав полицая, побежал к рампе.
И тут на перроне появился атаман Довбня, прискакавший в сопровождении конвоя прямо сюда. Семён хотел было доложить всё по форме, но атаман только махнул рукой и спросил главное:
— Связь с группами есть?
— Так, линия тут, — и Семён показал на боковые двери вокзала.
Начальник станции, захваченный прямо в своём кабинете, так и не поняв, что происходит, дрожал как осиновый лист. Видимо, он был настолько растерян, что, едва увидев входящего в кабинет Довбню, кинулся к нему.
— Пожалуйста, скажите, кто вы? Я ещё не видел солдат с такими круглыми кокардами на шапках…
— Мы войско Бульбы, надо знать нашу форму, — весело ответил Довбня и приказал: — Убрать этого!
Вконец сбитого с толку начальника вытолкали взашей из кабинета, а Довбня уселся в его кресло и взял трубку только что поставленного на стол полевого телефона. Какое-то время он напряжённо слушал, а потом повернулся к пришедшему следом за ним Семёну:
— Немцы полк мадьяр подтягивают. Видать, своих частей близко нет.
— Ничего, успеем, — весело отозвался сотник. — Машины уже грузят…
В кабинете начальника Довбня пробыл ещё часа полтора, каждые десять минут выслушивая доклад по телефону, а когда линию связи сняли и атаман вышел, то, к его удивлению, у дверей были не лошади, а вездеход. Широко улыбающийся Семён открыл дверцу автомобиля и пригласил:
— Прошу сидаты! Мы уходим.
Довбня одобрительно улыбнулся и сел в «кюббельваген». Ждавший только этого шофер нажал стартёр, мотор заработал, и они поехали. Вездеход проскочил переезд, набрал скорость и, догоняя ушедшую вперёд колонну грузовиков, помчался по дороге…
* * *
Временный лагерь москвичей-десантников просыпался рано. Кухонный наряд гасил огонь под котлами, от которых шёл запах свежеприготовленного кулеша, а комендант, делая утренний обход, проверял заставы, перекрывавшие подходы к лагерю, и следил, нет ли где чего, что могло бы обнаружить стоянку. Впрочем, особой формы шалаши-чумы стояли под деревьями и так хорошо сливались с общим фоном леса, что появлявшийся время от времени в воздухе немецкий самолёт «физилер-шторьх» ничего разглядеть не мог.
Штабной шалаш, стоявший в самом центре лагеря, несколько отличался от прочих. Он был просторнее, середину его занимал стол, а главное, стены изнутри обтянули парашютным шёлком, и теперь было достаточно только откинуть полог входа, чтобы в шалаше стало светло.
Командир отряда был в штабе с самого рассвета, чуть позже туда пришёл и его заместитель, темноволосый, начинающий слегка полнеть майор, у которого из-под полурасстёгнутого воротника защитного комбинезона рубиново поблёскивали две «шпалы».
Судя по его довольному виду, у майора были кое-какие новости. Уйдя с вечера километров за десять от лагеря, радисты провели сеанс связи, и сейчас заместитель командира, он же начальник разведки, держал в руках уже расшифрованный листок радиограммы.
Сидевший у стола командир, как бы стряхивая остатки сна, провёл пальцами по глазам и спросил:
— Ну что там сегодня?
— Москва нас хвалит, — первым делом сообщил майор и, положив перед командиром листок, присел к столу.
Тот быстро просмотрел текст и усмехнулся:
— Ты, я вижу, похвалы получать любишь. А то, что от нас требуется, внимательно читал?.
— Читал, — вздохнул майор и тут же вроде как в своё оправдание добавил: — А что мы можем сделать, если резиденция гауляйтера чёрт те где и туда добираться сложновато?..
— Да уж, — согласился с ним командир. — Кто б мне раньше сказал, что немцы выберут «столицей» заштатный городишко, не поверил бы…
— Опасаются, — сделал вывод майор и уточнил: — Опять же наших отрядов там пока нет, а украинская «партизанка» есть.
— Думаю, в ближайшее время и наши отряды там будут. Сам знаешь, Москва санкционировала нашу передислокацию, — командир строго посмотрел на майора, и тот, поняв взгляд как невысказанный вопрос, доложил:
— Мы готовы выступить, вот только с бульбовцами надо кое-что прояснить. Боюсь, помешать могут.
— Ты смотри… А ведь эти бульбовцы вроде как всерьёз с немцами воевать начали… — и командир в раздумье застучал пальцами по столу.
Какое-то время они сидели, молча глядя друг на друга, а потом командир, видимо, приняв решение, сказал:
— Обсудить надо, как перебираться будем. Скажи, у нас новичков из тех краёв нет?
— Есть. Еврейчик-милиционер и сержант-окруженец.
— А-а, это Кац с Мельничуками… — командир вспомнил, о ком говорил майор, и вздохнул. — Ну, с Кацем всё ясно, а как проверка сержанта?
— Кое-что уточнили, — доложил майор. — Отца его, активиста и сторонника нашего, тот самый полицай убил.
— Отца? — переспросил командир и, словно что-то вспомнив, тихо сказал: — Да, такого сыновья не прощают…
— Уж это точно, — согласился майор и заключил: — Думаю, этому Мельничуку доверять можно.
— Согласен… — командир кивнул и предложил: — Ты вот что, поговори-ка с ними. Особенно с Кацем. Он, ясное дело, сюда к нам глухими путями пробирался, может, кое-что видел.
— Само собой, — майор хотел ещё что-то сказать, но его прервал заглянувший в шалаш дежурный по лагерю с докладом:
— Товарищ командир, наш человек прибыл!
— Зови, — коротко бросил командир, и через минуту в штабной шалаш вошёл человек, вид которого заставил майора покачать головой и с усмешкой заметить:
— Э, Гриша, да ты прямо кавалер!
И верно, Григорий (а это был именно он) никак не походил на человека, пробиравшегося глухим лесом.
— Ты что, на чём-то ехал сюда? — догадался майор.
— Ну да, поездом, — подтвердил Григорий и пояснил: — Я, товарищ командир, с девчатами нужными познакомился. Они и помогли, доступ к железнодорожным перевозкам имеют.
— Это, конечно, хорошо, — похвалил связного майор и тут же посетовал: — Жаль только, что ветка у вас там тупиковая.
— Зато узловая станция недалеко, — возразил Григорий. — Значит, информацию получить можно.
— Так это ж на неё бульбовцы наскакивали. — Командир переглянулся с майором и повернулся к Григорию: — Ты ж там ехал, заметил что-то?
— Ясное дело, — Григорий усмехнулся. — Сам видел, вагоны покорёженные и паровозы битые ещё и сейчас на подъездных путях стоят.
