— Ради Бога, ответьте, — вскричала донья Мария, подходя к шурину, — дон Хаиме сказал правду? У меня есть сын, близнец моей милой Кармен?
— Да! — прошептал дон Антонио.
— Бог да благословит вас! — произнесла донья Мария. — Где же он, мой сын? Вы отдадите мне его, не правда ли? Умоляю вас, отдайте! Ведь я никогда его не видела! Мне так хочется его приласкать! Где же он?
— Не знаю.
Несчастная мать упала в кресло, закрыв лицо руками.
Дон Хаиме подошел к ней.
— Крепись, сестра! Бедная ты моя! — сказал он. Наступила тишина, нарушаемая лишь рыданьями доньи Марии и девушек. Дон Горацио встал.
— Мой благородный шурин, — произнес он с некоторой торжественностью, — попросите, пожалуйста, этих кабальеро удалиться. Я хочу остаться наедине с вами и моей невесткой.
Дон Хаиме с поклоном обратился к графу.
— Друг мой, — сказал он, — будьте любезны, проводите дам в гостиную.
Граф предложил девушкам руку и увел их в соседнюю комнату.
Остальные тоже ушли.
Только Доминик остался, вперив горящий взор в дона Горацио.
— Я не знаю, — сказал он мрачно, — что здесь может случиться, поэтому уйду лишь по приказу дона Хаиме. Он меня воспитал и мой долг, как приемного сына, его защищать!
— Останьтесь, сеньор, — сказал дон Горацио с печальной улыбкой, — вы, можно сказать, принадлежите к нашей семье.
— Дон Горацио, — сказал дон Хаиме, выступив вперед, — вы украли у моей сестры сына, наследника герцогов де Табор, и считали его погибшим. Но я спас его. Доминик, обними свою мать! Мария! Вот твой сын!
— Мама, — вскричал молодой человек, бросаясь к донье Марии.
— Сын мой! — прошептала донья Мария и упала без чувств на руки Доминика.
Она была стойкой в несчастье, но перенести радость оказалась не в силах.
Доминик отнес мать на кушетку и, стиснув зубы, медленно подошел к дону Горацио.
— Убийца отца! Палач моей матери! — крикнул он. — Будь проклят!
Дон Горацио низко опустил голову, но тотчас же выпрямился.
— Бог справедлив, — сказал он, — кара моя впереди. Я знал, что племянник жив. После долгих поисков мне, наконец, удалось найти человека, которому я продал его младенцем.
— Да, — сказал дон Хаиме, — и этот Луис, которого нужда довела до преступления, раскаялся и возвратил мне дитя.
— Так и должно было случиться, — промолвил дон Горацио дрогнувшим голосом. — Как похож этот молодой человек на моего несчастного брата! Даже голос такой же!
Он закрыл лицо руками, но потом справился с волнением и обратился к дону Хаиме:
— Брат мой, — у вас в руках все улики совершенных мною страшных преступлений. — Он подошел к шкафчику, вынул пачку бумаг и, подавая дону Хаиме, сказал: — Вот недостающие. Раскаяние закралось мне в душу. Вот мое завещание, возьмите его. Я оставляю моему племяннику все имущество. Но имя де Табор не должно быть обесчещено. Ради самого себя, ради моего племянника откажитесь от ужасной мести, которую вы мне уготовили. Даю вам слово дворянина, клянусь честью моих предков, вы будете полностью отомщены за все то горе, которое я причинил вам и вашей сестре.
Дон Хаиме и Доминик хранили молчание.
— Неужели у вас нет ни капли жалости и вы откажете мне в моей просьбе? — вскричал дон Горацио.
Тут поднялась с кушетки донья Мария, выпрямилась во весь рост и подошла к дону Горацио.
— Право мстить принадлежит одному Богу! Во имя человека, которого я любила и которого вы так жестоко у меня отняли, я вас прощаю! Молю Бога, чтобы и он вас простил!
Дон Горацио пал ниц перед доньей Марией и промолвил:
— Вы святая! Я не заслужил вашего прощения, но постараюсь тяжкой ценой искупить свои грехи!
Он хотел поцеловать руку доньи Марии, но она с ужасом отшатнулась от него.
— Вы правы, — сказал он печально, — я недостоин прикасаться к вам.
— Отчего же, — возразила донья Мария. — Ведь вы раскаялись.
И она, отвернувшись, протянула ему руку. Дон Горацио почтительно поцеловал ее и обратился к дону Хаиме и Доминику:
— Пожалейте меня!
— Мы не вправе мстить вам!
— Вы признали свою вину, и мы больше не вправе мстить вам!
Доминик не произнес ни слова. К нему подошла мать, тихонько взяла его за руку.
— Что вам, матушка? — спросил молодой человек.
— Я простила этого человека! — сказала донья Мария.
— Матушка, — ответил Доминик. — Когда я проклял его, моими устами говорил отец. Его голос звучал из залитой кровью могилы. И это проклятье останется на нем во веки веков! Когда он предстанет перед высшим судом, Бог спросит его, как некогда спросил Каина: «Что сделал ты с братом твоим?»
Услышав это, дон Горацио упал как подкошенный. Дон Хаиме и донья Мария отошли от него. Так и лежал он на полу неподвижный, будто мертвец. Наконец, донья Мария склонилась над ним.
— Не надо, матушка! — остановил ее Доминик. — Не оскверняйте себя этим прикосновением!
— Но ведь я простила его! — тихо произнесла донья Мария.
Дон Горацио между тем стал понемногу приходить в себя. Он поднялся с выражением решимости на искаженной гримасой страдания лице и обратился к Доминику:
— Вы требуете мести, — сказал он, — что же, вы будете отомщены!
Он порылся в ящике стола, что-то достал, снова запер ящик и решительно подошел к двери.
— Войдите, кабальеро, все войдите! — крикнул он громко.
В ту же минуту комната наполнилась людьми.
Только граф де ля Соль и дон Эстебан по знаку дона Хаиме остались в гостиной вместе с девушками.
Дон Хаиме подошел к сестре и предложил ей руку.
— Пойдемте, Мария, — сказал он. — Вам больше здесь нечего делать.
Донья Мария последовала за братом. Он проводил ее в гостиную и плотно запер за нею дверь.
Послышался шум отъезжающего экипажа: женщины в сопровождении графа уехали домой.
В это время с улицы донеслось бряцанье оружия.
— Что это? — спросил с ужасом дон Горацио. Шаги приближались, затем дверь с шумом распахнулась, и на пороге появились солдаты, префект полиции, главный алькальд и полицейские.
— Именем закона, вы арестованы, Антонио Касебар! — сказал префект.
— Взять его!
— Дон Антонио Касебар больше не существует, — сказал дон Хаиме, загораживая шурина.
— Благодарю, вы спасли честь моего имени, — прошептал дон Горацио и обратился ко всем:
— Сеньоры, вот герцог де Табор. — Он указал на Доминика. — А я — преступник. Помолитесь же за меня.
— Что же вы медлите? — крикнул префект полицейским. — Берите его!
— Попробуйте! — холодно произнес дон Горацио, поднеся руку ко рту.
Он побледнел, пошатнулся и рухнул на пол. Дон Горацио отравился. Смерть была мгновенной.
