— Эй, кто здесь! Выходите на открытое место. Вы французы?
Несколько секунд в хижине только молчали.
— Все в порядке, мы торговцы, англичане из Порт-Ройала, — ответили из двери по-французски, но с резким акцентом.
Коренастый человек с упрямым подбородком вышел на поляну. Он показался Баррету смутно знакомым. Рыжеватые редкие волосы прилипли к упрямому лбу.
— Форстер, — коротко представился он. — Я привез порох и пули в обмен на мясо.
Винд по-птичьи присвистнул. Слуга Форстера, невзрачный затюканный малый, возился возле мешков.
— Ты устроишь драку? — шепотом спросил Баррета Генри Кид.
— Всему свое время. Тронуть его теперь — это оскорбить егеря. У меня нет охоты ссориться с буканьерами.
Забитых поросят уволокли в коптильню. День клонился к вечеру, небо быстро темнело.
Форстер хмуро рассматривал Баррета прямо в упор.
— Кто вы такой?
— Капитан Питер, корсар на французской службе.
Форстер, должно быть, принял имя за фамилию, он равнодушно отвернулся и ушел в дом, пытаясь избавиться от бесчисленных москитов. Кровососы кинулись на вновь прибывших, и Кид снова взялся за свою метелку из травы.
Слуги — пленный негр с баркентины и тощий раб Форстера — возились у коптильни, подвешивая мясо к деревянным рамам. Баррет проводил взглядом их сутулые спины.
— Пойдем в дом, Генри. Надо быть начеку, когда наступит ночь.
Хижина под крышей из пальмовых листьев быстро оказалась переполненной людьми. За дощатым столом расположились егерь, здоровяк Смок, улыбчивый Винд, Брасье, Форстер и сам Баррет. Доктор, словно стараясь держаться подальше от торговца, засел на колченогом табурете в углу. Фляги у всех опустели.
Егерь забросил в угол шляпу и устроил ружье между колен. Собаки возились за ветхой стеною дома, они тяжело дышали и упорно вычесывали блох, там же зудела несметная мушиная стая. Шорохи деревьев и возня животных навевали на Баррета глухую тоску.
— У меня завалялась карточная колода испанской работы. Пока не стемнело совсем, можно сыграть. Я держу банк, ставим по десять реалов.
— Получится слишком крупная игра.
— В чем и заключается вся соль. Играем на наличные, уплата без отсрочки.
— Мы сразу пас, — тут же хором заявили Винд и Смок.
— А я решил спасать свою душу, — добавил врач.
— У меня нет наличного серебра — только мясо на продажу, — с сожалением пробурчал егерь.
За столом, кроме капитана, остались только Форстер и Брасье.
Баррет вытащил двойную колоду карт из пальмового пергамента, быстро перетасовал их и, не глядя, взял себе верхнюю.
— Теперь ваша очередь, Форстер.
По малоподвижному лицу торговца трудно было судить, что оказалось у него на руках. Брасье беззаботно рассмеялся.
У Баррета на руках оказался черный валет, он допил кружку до дна, сбросил карту и взял себе новую.
Выпала тройка.
— Прикуп.
Теперь по ушам и широкой челюсти Форстера было заметно, какое он испытывает напряжение. Цвет кружки на столе беспорядочно менялся с коричневого на темно-серый. Баррет притронулся к верхней карте в колоде, потом отсчитал ногтем еще несколько и остановился на той, которая не вызывала у сосуда тревожного мерцания.
Шестерка.
— У меня три и шесть — девятка, джентльмены.
Брасье усмехнулся и открыл свои две четверки.
— На этот раз мне не совсем повезло.
Форстер очень грубо выругался и открыл три и восемь.
Шестьдесят реалов, две тройные ставки, перекочевали к Баррету.
Кид молча подошел и запалил сальную свечу. Пламя корчилось на фитиле.
«В колоде сто четыре карты, интересно, к тому времени, как они кончатся, кто-нибудь увидит мои манипуляции с кружкой? Вот ведь чудеса — этого мошенничества, похоже, не замечает никто, кроме меня».
Игра шла с переменным успехом. Баррет небрежно спустил первый выигрыш. Форстер, широко усмехнувшись, загреб деньги и рассовал по карманам.
— В банке еще полным-полно разных карт.
Чуть позже пират поднажал и заставил Форстера проиграть пятьдесят реалов. Брасье с одинаковым высокомерным равнодушием проигрывал и выигрывал, похоже, его интересовала в основном карточная дуэль между Барретом и торговцем.
— С меня хватит, я продулся в пух и прах, — спустя небольшое время беззлобно заявил он.
Найджел теперь походил на измученного травлей быка. Когда от колоды осталась только четверть, его проигрыш дошел до пятисот реалов. Время от времени Баррет нарочно брал неудачный прикуп, потом он наверстывал свое, и надежда на лице торговца сменялась миной угрюмого отчаяния.
К полуночи у Форстера кончились деньги, и игра прекратилась сама собой.
Баррет сгреб, сложил и сунул в карман истрепанную колоду. Его выигрыш перевалил за полторы тысячи реалов.
— Доброй ночи, джентльмены.
— Придется продать некоторых негров, — только и ответил Форстер.
Он выбрался из хижины, было слышно, как обозленный Найджел пинками разгоняет ни в чем не повинных собак. Вожак своры хрипел от злости. Баррет прихватил ружье и тоже вышел в ночь.
Блестящая половина луны плыла над лесом. Форстер сидел на обрубке бревна, ссутулив грузные плечи и привалившись поясницей к бревенчатой стене коптильни.
— Я забыл назвать свое полное имя — меня зовут Питер Баррет.
— А, тот самый пират, хахаль моей жены? — недовольно, но без особой ненависти пробурчал торговец. — Тебе, видно, мало показалось, раз ты явился на Эспаньолу, чтобы вдобавок обыграть меня в карты в пух и прах. Чего хочешь?
Пират промолчал, странная реакция торговца удивила его.
— Я здесь по коммерческим делам, — брюзгливо добавил Форстер. — Местным жителям не запрещено. Несколько лет назад на французской Эспаньоле случился мятеж плантаторов, тогда они добились от губернатора Тортуги права свободной торговли.
— И что?
— А ничего. Ты меня обокрал, да еще и украсил рогами. Думаешь, я доставлю тебе удовольствие дракой? Обойдешься. У меня даже нету ружья. Если выстрелишь, это будет не дуэлью, а убийством, за которое на Ямайке полагается виселица.
— Что ты хочешь этим сказать?
— У тебя сейчас совершенно дурацкий вид.
Собаки отрывисто брехали в темноту. Купец продолжал ворчать, время от времени вставляя грубые реплики, которые, должно быть, находил остроумными, понемногу его бормотание сложилось в более-менее связную историю.
Баррет сидел рядом с Форстером, слушал его, иногда коротко спрашивал, чувствуя приступ старой тоски без названия и исхода.
— Ты хочешь уверить меня, что это все не вранье?
