Она назвала ее госпожой, как в былые времена.
Анкесенамон удивила забота, которую ее супруг проявил по отношению к недоношенному ребенку, в то время как к своим детям он отнесся с холодностью.
— Через неделю он будет готов для захоронения, — продолжила Сати.
Захоронение? Где? Анкесенамон повернулась к кормилице и растерянно посмотрела на нее.
— В Ахетатоне? — спросила она.
Но в каком склепе? В том, где покоится Эхнатон? Она понимала, что было бы странным хоронить это несчастное дитя подле царя и царицы, окруженных похоронным блеском. И открывать склеп? И кстати, где царь велел захоронить своих умерших детей? Она упрекнула себя за то, что так и не удосужилась спросить его об этом.
— Госпожа, царь собирается построить храм в Мемфисе, чтобы почтить память Начальника конюшен. И он сообщил об этом его матери.
Начальник конюшен. Льва досаждали мухи, поэтому он резко поворачивал голову и щелкал челюстями.
Сати заговорила об этом, считая, что наступил подходящий момент. Довольно долго царица оставалась безмолвной, поглощенной своими мыслями. Она не плакала; возможно, у нее больше не осталось слез. Или она поняла их тщетность — слезы были напрасны. Снова и снова она размышляла о маске Тутанхамона. Ему также пришлось много вынести, прежде чем его глаза лишились слез.
Кормилица рискнула высказать предположение:
— Так как погребение будет проходить в Мемфисе, возможно, мы сможем поместить ребенка рядом с его отцом.
Анкесенамон покачала головой.
— Когда будет готова мумия Начальника конюшен?
— Через шестьдесят два дня, госпожа.
— И как долго…
Она не закончила фразы, потому что не находила слов. Она собиралась спросить: «И как долго я умирала?» Сати выручила ее — не дала произнести тягостные слова.
— Двенадцать дней, госпожа.
Анкесенамон пыталась представить себе эти похороны — рядом с родителями, и этот маленький саркофаг. Посмотрим. Печальные размышления совершенно вымотали ее.
— Должна ли я предупредить царя и царевен, что царица оправилась от болезни?
— Нет, сделаешь это завтра.
Она не готова была встретиться ни со своими сестрами-простушками, ни с супругом-сфинксом.
Во время очередного утреннего визита Сеферхор порадовался результату своих усилий. Он походил на садовника, который поздравлял себя со спасением яблони. Он советовал своей подопечной чаще бывать на людях, но она, казалось, так не считала. Он напомнил ей о том, что она не сможет долго избегать общества своих близких, это было бы воспринято как бестактность.
— Нехорошо оставаться наедине с собой, твое величество. Одиночество — как влажная тень: оно порождает плесень души.
Лев зевнул. Она пыталась представить себе покрытую плесенью Ка и, не сумев это сделать, покачала головой. Предупреждение Сеферхора растворилось в мыслях царицы, как порошок, брошенный в воду. Она погладила гриву хищника, этого брата Сехмет Милосердной. Анкесенамон согласилась на завтра.
На следующий день Первая придворная дама отправилась предупредить царя о том, что царица поднялась и что она выздоравливает.
Это было в день провозглашения его совершеннолетия. Тутанхамон велел раздавать подданным зерно и пиво в связи с этим событием. Праздничные песнопения были слышны в покоях Дворца. Представление ремесленников на большой рыночной площади было посвящено богу Пта. Он, одетый в плотно облегающее платье, создавал род людской. Человек, исполнявший роль бога, отливал из расплавленной бронзы землю в форме шара, и жрецы воспевали бога и царя, затем, когда бронза охлаждалась, Пта разбивал шар и размахивал статуей царя под радостные крики.
Тутанхамон встал, прервал свою беседу с Тхуту и Нефертепом и поднялся на верхний этаж. Анкесенамон сидела на террасе вместе со львом, расположившимся у ее ног. Она старалась улыбаться и попыталась встать, завидев супруга. Она сильно похудела и была очень бледной. Он склонился к ней, погладил ее лицо и обнял ее.
За долгое время это было первое проявление нежности после того, как он сделал ей предложение на террасе Ахетатона. Она вспомнила, что они остались одни, и заплакала.
— Думай о завтрашнем дне, — сказал он, долго не отрывая от нее взгляда.
Что он ожидал от будущего? Она указала на льва:
— Поприветствуй моего знахаря.
— Ты видишь могущество богов, — ответил он, улыбаясь.
И он наклонился, чтобы погладить хищника по голове, а тот потянулся к нему, как крупная кошка.
— Ты велел строить храм… — произнесла она.
Царица не решалась произнести имя Пасара.
Он кивнул.
— Скоро он будет готов, — сказал он. — Мы там почтим память отца и ребенка.
— А похороны?
— В конце сезона Паводка.
— Откуда их повезут?
— Конечно, из дворца.
— А твои?..
— На горе, неподалеку.
Ей было интересно, выбрал ли он также место для своего погребения.
— А мы? — спросила она.
— Я еще не решил. У нас есть время, — ответил он, улыбаясь.
Затем он схватил свою трость и спустился по лестнице, так как должен был встретиться с Нефертепом.
Вскоре она получила большой букет голубых лотосов, на стебель одного из которых было надето кольцо, украшенное золотым скарабеем; на его панцире были выгравированы в двух рамках имена, они были соединены. Символ будущего.
Царевны явились, чтобы окружить ее заботой и лаской. Они даже предложили ей совершить прогулку по реке. Неуместная идея: Анкесенамон отгоняла от себя душераздирающие воспоминания.
После провозглашения совершеннолетия необходимо было решить некоторые вопросы. Для начала, возложив отныне на себя управление царством, царь должен был возвратиться в столицу, Фивы. Затем ему надо было определить круг обязанностей своего врага, Ая, и своего союзника, Хоремхеба, поскольку его титул заместителя регента больше не имел смысла.
Накануне первый жрец Амона, Хумос, направил царю послание, где заявил о том, что царство может пострадать, если к Аю будет проявлена немилость, и просил его найти для бывшего регента должность соответственно его статусу.
Тхуту вызвал Нефертепа, чтобы посоветоваться с ним.
— Я считаю необходимым сохранять мир, с таким трудом приобретенный, — сказал верховный жрец. — Тебя поддерживает Мемфис, теперь тебе надо заполучить Фивы, которые все эти годы находились в тени Ая.
Тхуту кивнул — это были разумные слова.
— Относительно Ая, — продолжил Нефертеп, — я поддерживаю мнение моего уважаемого коллеги Хумоса. Ему необходима должность, достойная его статуса.
