Но и тут скрыта правда: речь об особых кавалерах, о рыцарях ордена.
Против ожидания, Мориц слушал очень внимательно. Он был романтичен, его пленяло все таинственное.
– А почему площадь иногда зовут Перекрестком?
– Потому что здесь раньше сходились три дороги. Костел покрывает собой как раз пересечение.
– Поэтому говорят, что на площади в полнолуние можно встретить черта и заключить с ним сделку?
– Молчи. – Анна не на шутку перепугалась.
Юноша искренне не понимал, почему, раз уж цель святая – освобождение родины, не попросить помощи у потусторонней силы? Обречь души на адское пламя? Но разве не в пламени они сейчас?
– Однажды это случилось, – прошептала графиня. – В безвыходном положении жители города, вернее капитул ордена, пришли сюда и попросили помощи. Видишь, на алтаре череп?
Мориц глянул на покрытый черным крепом каменный блок.
– Эти кости были отрыты впоследствии в Праге. Над ним клянутся будущие адепты. В том числе и не забывать страшный опыт.
– Нас обманули?
Анна испытала мгновенный ужас, как всегда, когда приходилось говорить о таких вещах.
– Дьявол всегда выполняет обещания. Но как? Ты же потом рад не будешь. Варшава не погибла. Отцы города отдали Суворову ключи. Русские вошли и никого тут не тронули. Но до этого на глазах у восставших в незащищенном предместье они делали, что хотели. А хотят они, сынок, запомни это, только убивать. И убивать жестоко, извращенно, с мучениями.
Мориц зажмурил глаза. А с Бонапартом они тоже звали на помощь Люцифера? Или французов было достаточно? Эта мысль показалась юноше чужой, совсем русской. Может быть, навеянной разговором с отцом. И тут в крипту явился этот старый тип, посягавший на его мать и суливший Августу корону. Правда, после себя.
Чарторыйского сопровождали несколько свидетелей.
– Из немецких лож, – шепнул старший брат.
Мориц знал, что сами они и все родственные семейства принадлежат более простому французскому обряду – ложам «Добродетельного сармата» и «Северного щита». Щита, понятно, против православных схизматиков. Но князь Адам действительно совсем из другого теста. Его посвящали в старых ложах, пришедших еще с Саксонской династией – «Трех белых орлов» или «Трех шлемов».
– Видишь, Сапеги, Чаплицы… – продолжал Август. – Не знаю даже: значат ли для них что-нибудь наши клятвы?
Официальный отец Морица – граф Потоцкий – начал церемонию. Стукнул деревянным молотком по черному крепу и призвал всех к вниманию. Князь Чарторыйский приблизился, повернулся к остальным собравшимся. Твердым спокойным голосом провозгласил орденские клятвы: сначала по-латыни, потом на французском. И, положив руку на череп, заявил о своих намерениях.
Хартия была уже составлена. Ее подписал сам князь, затем все свидетели. Объединение того, что прежде было могучей птицей, состоялось. Остов готовился подняться в небо.
– Теперь корона у меня в кармане, – пошутил Август. – Осталось только ее оттуда достать.
* * *
Все произошедшее оставило у Морица тяжелое впечатление. До нервной дрожи.
– Зря мы подняли его с постели, – сказал матери Август. – Он явно не готов. Снова начнется лихорадка. Ты же будешь плакать.
Анна вспыхнула.
– Когда-нибудь ты поймешь: все, что я делаю, для вашего же блага.
Август чуть не заржал. Но, с другой стороны… Три отца – лучше, чем ни одного. А повисшая в воздухе корона предпочтительнее шляпы.
Они уже сидели в карете. Мориц клевал носом.
– Но ты прав, – продолжала мать. – Не следовало вести его с собой. Дома немедленно в постель. Давать настойку валерианы утром и вечером. В полк я напишу сама. Пусть мальчик побудет у нас под крылом. Он ведь так слаб.
Август покачал головой. Он считал, что именно домашние дела свели брата с ума. Даже в казарме ему было бы спокойнее. А так – лежит пластом. И вот тут, в довершение ко всем неприятностям, явился граф де Флао.
Шарль-Огюст нарочно не поехал ни к одному из старых аристократических знакомых. А поселился в гостинице «Принц». Лучше, если никто не знает о его прибытии. Поэтому он записался на станции перед городом маркизом Суза, использовав имя и титул своей матери. Кто станет искать? При первом просмотре списка въехавших лиц Бенкендорфу даже не бросилось в глаза. Это потом, ночью, он проснулся, потому что фамилия занозой засела в голове. Стал ходить, соображать, вспоминать, с кем ассоциируется это сочетание букв. Еще не хватало!
Примерно так же решила и Анна, получив визитную карточку. Ее эмоции были выражены гораздо изысканнее, но в целом… Было бы крайне неудобно, если бы вскрылось, что многолетний пансион от Талейрана, что благостные перешептывания за спиной у юноши, что богатые невесты, которых ему прочили, – все не имеет к Маврикию никакого отношения.
Поэтому Анна решила спешно удалить сына из города, в тот самый 10-й гусарский полк, куда вчера писала, что он почти мертв. Набросала Морицу записку, велев немедленно собираться. И приказала звать гостя. Сама вышла встречать на лестницу. Протянула обе руки, боялась показать лишние морщинки или разглядеть его седину.
– Хотел порадовать вас избитой фразой: вы по-прежнему прелестны, – сказал он. – Но с тех пор, как мы расстались, графиня, вы расцвели и превратились из резвого ребенка в настоящую королеву.
Если бы де Флао знал, как близок к истине!
– А я запомнила вас именно таким, – улыбнулась дама.
Де Флао не стал лукавить.
– Я еду из Вены. Имел беседу с канцлером Меттернихом. Он весьма обеспокоен касательно достигнутых с вами и моим сыном договоренностей. Что ему написать?
Анна заерзала.
– Возможно, господин канцлер в беседе с вами выразился не совсем точно. Договоренность состояла в том, что Австрия начнет действовать первой, короновав герцога Рейхштадтского в Кракове. Тогда и Польша не останется в долгу. Теперь ждут первого слова от нас?
Де Флао мигом схватил суть ситуации. Меттерних, как он и опасался, темнил. А поляки, много наобещав, отыгрывали назад, потому что открыли для себя новые перспективы.
– Австрия, настолько я понимаю, намеревалась действовать после разрыва России с персами…
Анна пожала царственными плечами.
– Ни я, ни вы не можем отвечать за персов.
– Австрия могла бы ответить коронацией Франсуа-Наполеона на ваше восстание, – предположил де Флао.
– Которое русские тут же потопят в крови? – парировала госпожа Вонсович. – Увольте. Нам пообещают поддержку со стороны Вены, а в реальности попытаются устроить четвертый раздел? Поверьте, Шарль, с нас хватит. Должна быть очень ненастная международная погода, чтобы мы отважились после всего, что пережили. Россия должна быть отвлечена от нас.
– Турок мало? – с легкой усмешкой осведомился де Флао.
– Как оказалось, мало даже и французов, – вернула ему смешок графиня. – Петербург должен быть занят на всех фронтах. Австрия не будет нашими руками таскать каштаны из огня. Так и напишите Меттерниху.
– А что передать несчастному мальчику Франсуа-Наполеону? – попытался разжалобить ее гость.
– Что «несчастные мальчики» в большую политику не играют, – отчеканила графиня. Она всеми силами показывала собеседнику, что восторженной девочки перед ним больше нет. Кажется, Анна уже вошла в роль будущей королевы, и это место нравилось ей куда больше, чем роль любовницы короля из династии Бонапартов.
– Неужели вам совсем не близки интересы этого бедного ребенка? – поддразнил де Флао.
«В любом случае мне ближе интересы моих собственных детей».
– Конечно, я питаю очень горячие чувства к сыну Наполеона, – твердо заявила она. – Но австрийская сторона должна сделать хоть что-то для сына своей эрцгерцогини, как
