— Ну, если с такой целью, то конечно… — не скрывая некоторого сомнения, согласился Довбня, и тогда Бульба-Боровец подвёл итог:
— Наша главная задача выяснить, что нам предложат, и уже тогда действовать по обстоятельствам. С этим все согласны?
— Так, согласны, — дружно, хотя и несколько вразнобой, ответили головному атаману все собравшиеся…
* * *
Зяма Кац сидел скрючившись, забившись как можно дальше в камыши, густо разросшиеся по заболоченному берегу старицы. Его бил неизвестно откуда взявшийся нервный озноб, и он всеми силами пытался его унять. Скорее всего, сказалось напряжение последней ночи, когда он в сопровождении трёх партизан пробирался к городу.
Накануне Зяму вызвал командир отряда и приказал доставить оружие в гетто. На горькое замечание Зямы, что обитатели гетто расстреляны, командир только вздохнул и сообщил о «Школе робитнычей», где сейчас немцы разместили немногих оставшихся в живых евреев.
Партизаны довели Зяму до окраины города, а дальше он отправился один, выбрав неудобный, но вроде бы безопасный путь через пойменный луг к берегу старицы, протекавшей здесь под самым косогором, на верху которого и было построено здание «Школы робитнычей».
Именно сюда, под косогор, как было сказано Зяме, должен спуститься связной, и сейчас оставалось только сидеть, дожидаясь, когда он наконец явится. Вдобавок мысль, что связной может не прийти, всё время вертелась где-то в подсознании Зямы, вызывая у него новые приступы дрожи.
Ко всему прочему начал донимать холод, и Зяме вдруг непонятно почему вспомнились прежние времена, когда он день-деньской крутился по наполненной запахом пива кнайпе дядюшки Шамеса. Потом возник образ Ривы, сердце Зямы, наполняясь злостью, сжалось, и нервная дрожь прошла.
Сколько пришлось просидеть в камышах, Зяма понять не мог. Пару раз ему казалось, что кто-то идёт, и Зяма, весь подобравшись, напрягал слух, но, скорее всего, это были просто отголоски затихающего городского шума, время от времени доносившиеся к старице.
Связной появился, когда терпение Зямы было готово вот-вот лопнуть. Сначала сверху, от косогора долетел шорох, потом негромкое чавканье шагов по болоту, а когда всё вроде бы затихло, Зяма услыхал, как кто-то там, за камышом, тихонько напевает «Хаванагилу».
Зяма втсрепенулся и как мог изобразил кряканье утки. Пение мгновенно оборвалось, и после паузы раздался ответный, такой же неумелый кряк. Зяма вздохнул с облегчением, поспешно вылез из камышей и увидел стоявшего на тропке, вившейся по косогору, человека.
Зяма присмотрелся и, к своему удивлению, узнал старшего полицейского из гетто. Он тоже узнал Зяму и с не меньшим удивлением спросил:
— Это ты?..
Зяма подтянул повыше висевший у него за плечами мешок и не спеша подошёл к Соломону. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и наконец полицай заключил:
— Выходит, счастливо выбрался…
— Да и тебя, я вижу, почему-то не расстреляли, — в тон ему неприязненно отозвался Зяма.
Соломон насупился и глухо сказал:
— Иди за мной, я тебя спрячу.
— А для тебя это не очень опасно? — поосторожничал Зяма. — Меня ж и опознать могут…
— А какая разница, одним евреем меньше, одним больше, и потом я тут тоже старший полицейский. — Соломон резко повернулся и вместе с шагавшим за ним следом Зямой стал подниматься на косогор.
Задворками Соломон провёл Зяму в здание школы, и они по темноватой лестнице спустились в помещение, служившее, судя по куче угля, наваленной посередине, котельной. Здесь Соломон открыл ключом спрятавшуюся в укромном углу маленькую дверцу и, показав Зяме каморку, где был топчан, прикрытый каким-то тряпьём, криво усмехнуся:
— Тут пока прятаться будешь. И не бойся, сюда, кроме меня, вообще не ходит никто.
Зяма послушно сел на топчан, снял заплечный мешок, положил его рядом и огляделся. Каморка с подслеповатым окном, где он оказался, странным образом напомнила его подвал в гетто. Сразу вспомнилась Рива, и он, вдруг решив, что Соломон мог помочь, спросил:
— А женщины у вас в этой школе есть?
— Нет, конечно, — Соломон отрицательно покачал головой. — Сюда перевели только мастеров.
— Значит, Риву тоже… — начал было Зяма и осёкся.
— Тоже… — подтвердил Соломон и, словно оправдываясь, пояснил: — Нас сюда перевели раньше, до того…
— Понятно…
У Зямы, как и тогда, там, в камышах, сжалось сердце, и он опустил голову, а Соломон, потоптавшись, сел рядом и, случайно зацепив лежавший на топчане принесённый Зямой мешок, спросил:
— У тебя там что?
— Оружие вам принёс, — Зяма вскинул голову. — Партизаны два «шмайсера» передали и ещё патроны.
— Вот это очень хорошо! — обрадовался Соломон. — А то у нас только один «Дегтярь» есть…
— Значит, твёрдо решили драться? — и Зяма в упор посмотрел на полицейского.
На этот раз Соломон долго не отвечал, обдумывая что-то своё, и только потом грустно вздохнул:
— Тут такое дело. Народ здесь собрался разный…
— Да вы все что, ещё ничего не поняли? — возмутился Зяма.
— Понять-то поняли… — Соломон снова вздохнул. — Но одни, видишь ли, надеются, раз оставили, так и дальше работать будут. Часть, особенно те, что постарше, вообще смирились и, раз от судьбы не уйдёшь, только молятся день и ночь, а часть просто для таких дел не годятся. И опять же оружия для всех у нас просто нет…
— Так, значит… — не ожидавший такого оборота Зяма на минуту задумался, а потом, оценивающе глянув на Соломона, спросил: — У вас по этому делу старший кто?
— Да я и есть старший, — махнул рукой Соломон.
— Значит, с тобой и обсуждать будем, — твёрдо заявил Зяма.
— А что тут ещё обсуждать? — удивился Соломон. — Всё ясно.
— Понимаешь, — оживился Зяма. — Я ж к вам пришёл с предложением. Наше командование считает, что есть возможность уйти или, если обстоятельства помешают, прорваться.
— Куда? — с какой-то безнадёжностью в голосе спросил Соломон. — Это что вот так толпой и повалить в Ближний лес? Или уж прямо в Большой?
— Ну почему толпой? — несколько растерялся Зяма и умолк.
До этого, получая инструкции в штабе, он считал, что у еврейской подпольной группы, с которой была установлена связь, уже всё подготовлено, и его задача вывести, пусть даже с боем, людей на маяк, чтобы те, кто прорвётся, или влились в отряд, или укрылись в лесу.
Затянувшееся молчание нарушил Соломон, отрешённо сказав:
— Вырваться кому-то вряд ли удастся, но в любом случае мы решили дорого продать свою жизнь… — и отвернувшись от Зямы, он стал смотреть куда-то в пространство…
