― Могильные воры прежних времен, ― сказал он, указывая рукой в сторону. ― Смотрите ― там остатки копья с противовесом, оно вылетало вверх, стоило лишь ступить на это место.
― Ловушки, ― подытожил Эйнар.
Слово подхватили, оно искрой пронеслось над головами стоявших на ступенях людей.
― А ловушки, ― громко добавил он, чтобы не оставить сомнений, ― предвещают сокровище.
Он подошел к бревенчатому помосту и в три шага перемахнул на выступ, осторожно приближаясь к месту, откуда торчали остатки копий. Кетиль Ворона двинулся следом, а обычно неунывающий скалозуб Скарти опасливо остановился, с тревогой глядя на пропасть под шаткими бревнами и таящий опасности выступ. Пот стекал по его изрытому оспой лицу.
Все терпеливо ждали. Раз люди Вигфуса прошли здесь, думал я, то опасность невелика, но все же лучше, если первым пройдет кто-то другой. Когда Скарти добрался до безопасного места и обернулся с радостной усмешкой, все приветствовали его радостными криками.
На выступе, который был шире и длиннее, чем казалось от реки, скопилась еще примерно дюжина наших; остальные остались на ступеньках. Ветер свистел и вздыхал в овраге, шевелил сухую, как трут, щетинистую траву, и нес долгожданную прохладу.
Здесь был вход, когда-то заложенный камнем; теперь стена была разрушена и громоздилась грудой обломков из слепленных друг с другом камней. Иллуги Годи подобрал один из них, повертел в руках. На нем были символы или остатки таковых. На обеих сторонах виднелись какие-то знаки, почти стершиеся от времени, и я с удивлением увидел, что это искаженная латынь ― я узнал слова «Dis Manibus», узнал «ala» и начал разбирать остальные.
― Тот большой говнюк с данской секирой, ― сказал Стейнтор, указывая на обломки кладки, ― он умеет пользоваться и тупым концом.
Я вспомнил желтую бороду, ухмылку, секиру, и содрогнулся.
― Его зовут Болеслав, ― продолжал Стейнтор, ― сакс, я думаю. Силен, силен. Прорубил ход через эту... штуку.
― Римляне, ― сказал Иллуги Годи. ― Я слыхал об этом. Они делали смесь и налепляли ее, как глину, а она твердела и становилась как камень.
― Что за пометки? ― спросил Эйнар, вздрогнув, когда внезапный порыв ветра бросил в нас пылью.
Иллуги пожал плечами.
― Предостережение? Проклятие? Просьба постучать? Я едва могу разобрать, что там накарябано.
― Латынь, ― вмешался я, проводя пальцами по символам. ― Здесь сказано, что это могила Спурия Денгика, хана Кутригури. Принесен сюда, чтобы быть похороненным под присмотром Рима братом, другом Рима, Эрнаком.
― Спурий Денгик? Это римлянин, а не гунн, ― сказал Эйольв, которого все звали Финнбоги, потому что он был из гуннов.
Иллуги, который тоже кое-что знал, ответил:
― Ему дали правильное имя из-за могильника, оказав честь, которая соответствует его положению. Но ни одна достойная римская семья не захотела бы, чтобы родовое имя связывалось со степняком, так что правители нашли семью, которая вымерла, только имя и осталось. Всех приемных римлян называют Спуриями, ― закончил он.
Так оно и было. И в наши дни всякого, кого считают не совсем тем, за кого он себя выдает, зовут в Вечном Городе Спурием.
― Есть еще что-нибудь, что мы должны знать? ― осведомился Эйнар, устремив на Иллуги многозначительный взгляд. ― То есть что-нибудь, что вправду нам поможет?
Я нахмурился и проследил истертые буквы.
― Что-то насчет того, что нельзя не тревожить останки, ― сообщил я.
Изнутри темного отверстия послышался (удивительно вовремя) далекий вой, почти волчий, от которого у всех волосы встали дыбом. Все попятились; вой услышали даже те, кто стоял на лестнице.
― Задница Одина! ― вдруг рявкнул Нос Мешком. ― Что с небом?
Большая часть небес словно исчезла, съеденная выросшей стеной мрака. Пока мы пялились вверх, мелькнула желтая молния, и ветер ударил, точно едкое дыхание дракона, хлеща нас колючим дождем, полным песка.
― Скорее, задницы козлов Тора! ― крикнул Стейнтор, перекрывая внезапный рев ветра.
Люди закричали от страха и пригнулись. Стоявшие на нижних ступенях начали спускаться, с верхних тоже рванулись вниз, толкая тех, кто стоял перед ними.
― Там негде укрыться! ― взревел Эйнар поверх воя ветра. ― Все наверх, сюда, в гору!
Варяги начали карабкаться к нему, а Гуннар Рыжий и Кетиль Ворона налегли на мостик, чтобы тот не рухнул; ведь тогда мы окажемся в ловушке. Гром с треском расколол небеса; казалось, желтое небо гневалось. Иллуги Годи выпрямился, с жезлом в одной руке, воздел обе:
― Всеотец, услышь нас!
― Шевелитесь, уроды! ― кричал Кетиль Ворона, подгоняя растянувшихся по лестнице как муравьи людей.
― Всеотец, услышь нас! Пошли своих крылатых перевязать раны неба. Спроси Тора, почему он скачет по нам на своей колеснице, запряженной козлами. Подними нас с этого поля битвы...
Раздался крик ― кто-то оступился, его сбило с ног ветром, человек сорвался в расселину и исчез в водопаде.
― Всеотец...
― Оставь, Годи, никто тебя не слышит! ― рявкнул Эйнар и плюнул в пыль, вздымающуюся под грязным дождем. ― Беги, если жизнь дорога.
Я тоже рванулся вперед, хромая и уже не обращая внимания на боль, к темному входу в разверстую могилу.
Внутри горел факел, но отряд слишком тесно сгрудился вокруг и оказался в полумраке каменного прохода. Люди вымокли и дрожали от пробиравшего до костей холода каменной могилы. Я ощутил вкус старой пыли и костей.
― Хорошо, что есть факел, ― сказал, отдуваясь, Эйнар, подошедший с Кетилем Вороной и Гуннаром Рыжим, которые волочили за собой мост.
Мы стояли, мокрые от дождя и холодного пота, глаза лихорадочно блестели. И тут вновь донесся жуткий стон со стороны осветившегося вдруг дальнего конца прохода, осветившегося светом факела, которого никто из нас не зажигал.
Буря грохотала. Эйнар протолкнулся сквозь плотную массу людей и уставился на желтое мерцание.
― Ну, ― сказал он, ― такой свет в темном месте всегда означает, что здесь золото, это всем известно.
Он обернулся, в темноте его усмешка была страшна.
― По крайней мере, кто-то, выходит, дома. Возможно, нам предложат гостеприимство в бурную ночь. Эль, мясо и женщин.
Смешки были натужными, но он смело двинулся вперед. Все съежились, ожидая брошенного копья или чего похуже.
Но ничего не случилось. Мы осторожно потянулись следом, вышли из прохода в более широкое место ― естественную пещеру, которая была достроена. Арка, сделанная из застывшего римского камня, про который рассказывал Иллуги Годи, вела туда, где очень ярко горел факел, и я хотел было указать на это жрецу ― потом увидел его лицо, страдальческое, с мертвыми глазами. Он воззвал к своим богам и в ответ получил небесный гнев.
