«Вот дрянь, – подумала Лукреция. – Прикидывается овцой. Но я-то знаю, где пасут таких ягняток. Клыки у них почище волчьих, а лапки заканчиваются коготками. Неужели Кольбер настолько плох, что наш иезуитский падре ла Шез[26] переупрямил его? Нет, не может быть. Король всегда стремился ограничить власть Ватикана во Франции. Но теперешняя „мадам сегодняшнего дня“ [27] – истовая католичка… Неужели есть новые указания, более влиятельные, чем слово Кольбера?» – И Лукреция снова испытующе посмотрела на Амбулена из-под полуопущенных ресниц. На кону стоял не просто успех ее предприятия – на кон ставили ее жизнь.
– Если бы мне посчастливилось объяснять его светлости морскому министру месье Кольберу, как выглядит Эспаньола, то я бы, скорее всего, взял бы кусок бумаги, смял его и, положив на стол, сказал: «Вот, ваша светлость, как выглядит ваша колония». – Шевалье Ришери вздохнул и оглядел свой пыльный и местами рваный костюм. – Но, боюсь, мне может не посчастливиться…
– Да, это вы, месье, отлично придумали, – рассмеялся Амбулен. – Когда я увидел громаду гор, словно вертикально поднимающихся со дна моря, я сразу оценил название этого острова, данное ему местными инейцами.
– И что же это за название? – спросила Элейна, которой чем-то нравился этот простодушный молодой врач, манерами и прямотой напоминающий ей Харта.
– Гаити. Индейцы-тайны из племени араваков называли свой остров «Гаити» – «Горная страна».
– А откуда вы знаете?
– Поднабрался от своего приятеля-индейца, – снова встрял неуемный коадъютор. – Водитесь со всякой швалью, а ведь с виду – дворянин.
– Я действительно дворянин, – доброжелательно улыбнулся Амбулен. – Но я рано осиротел, и мне пришлось самому добывать себе хлеб. С юности я питал слабость к наукам и избрал для себя медицину.
Мадам Аделаида вздрогнула и еще внимательнее всмотрелась в лицо молодого мужчины.
– Это благородное поприще, – кивнула Элейна. – Моя няня тоже разбиралась в медицине и все лечила меня от детских хворей.
– Знаю я эти лекарства – пичкала тебя шоколадом да взбитыми яйцами с медом, – проворчал Абрабанель. – Едва не испортила малютке желудок! От этого у нее всегда был такой понос!
– Ну, папа!.. – Элейна покраснела до кончиков волос и отвернулась.
Ришери захохотал и невольно посмотрел на мадам, а мадам Аделаида соизволила улыбнуться. «Седьмой, – отметила она. – Он посмотрел на меня седьмой раз с той ночи. Что ж, дождемся десятки и пойдем в наступление!»
– Сколько нам еще осталось, не соизволите ли сказать? – Абрабанель обернулся к женщине.
– Два перехода. Завтра к вечеру мы должны быть на месте.
– Но где это место?
– Чуть западнее, – ответила Аделаида и ослепительно улыбнулась.
– Хватит болтать, привал на заходе солнца, – вдруг скомандовал капитан Ришери, и вскоре уже цепочка людей снова медленно потянулась в горы.
После нападения оживших мертвецов отряд сильно поредел и теперь едва начитывал около полутора дюжин человек. Что они будут делать с сокровищами старались не думать. Главное было теперь только одно – найти их.
* * *
Два десятка рабов, матросы с «Азалии», рота испанских солдат под предводительством дона Фернандо Диаса и его племянник достигли перевала через хребет и разбили лагерь. Перевал оказался узкой тропой между скалами, и навьюченный мул мог протиснуться туда с большим трудом. Они шли по следам капитана Ришери и его отряда, останавливаясь только для ночлега и в полдень – следов было много, они были свежими, и очень скоро дон Фернандо должен был их догнать.
* * *
На закате измученные люди Кроуфорда ступили на плоскогорье, заросшее низким кустарником, соснами и священным деревом мапу и обозначенное сэром Уолтером на карте черепом и двумя скрещенными костями под ним. «Веселый Роджер» скалил в усмешке провал рта – символ пиратов всех морей знаменовал собой место, где любимец Елизаветы, подчиняясь какой-то безумной прихоти, спрятал индейское золото, добытое им в дебрях Новой Гвианы. Здесь, как указывала карта, в разломах известняковых скал, нависших над плоскогорьем справа от тропы, следовало искать приваленную камнями пещеру, в которой прямо на поверхности лежали сундуки, набитые золотыми идолами, ритуальными дисками и посмертными масками касиков, цивилизацию которых испанцы некогда стерли с лица земли. Плоскогорье, как оказалось потом, было словно гигантским ножом разрезано надвое горной рекой, которая, пересекая его с юго-востока на северо-запад, низвергалась вниз величественным водопадом, образуя внизу, в ущелье, на расстоянии около семидесяти футов, небольшое похожее на чашу озерцо, вода в котором казалась черной то ли от глубины, то ли от странного цвета окружающих его камней. Из озерца река вновь вытекала, но уже более спокойно, и катила свои воды дальше, теряясь среди деревьев небольшой равнины, замкнутой крутыми скалами в кольцо. Тишина этого места нарушалась лишь грохотом водопада, шум от которого ветер сносил прямо на скалы, да жужжанием каких-то насекомых, которых потревожил шагающий по жесткой траве отряд. Небо казалось близким-близким, и Уильям, оглянувшись, ощутил странную пустоту, которая вдруг напомнила ему просторы холмов Англии.
Какое-то безумное веселье, невиданный прилив энергии вдруг подхватил людей, казалось, сама мысль о близости колоссального богатства вдохнула в них новые силы, укрепила дрожащие мышцы, согрела уставшие сердца. Громко смеясь и перекрикиваясь, люди бежали к пещерам в скалах, зияющие пасти которых были видны издалека.
Только два негра вдруг замедлили ход и, чертя в воздухе различные охраняющие знаки, нерешительно двигались за белыми. Черные лица их посерели, как пепел, и, громко вопя, они указывали на что-то пальцами. Кроуфорд вдруг замедлил шаг и, обернувшись, всмотрелся туда, куда махали дикари. Высоко над их головами, прямо на скале, то ли копотью от факелов, то ли еще какой-то загадочной смесью золы и глины был нарисован крест в виде огромного якоря.
– Вот она, Скала Последней Надежды, – прошептал он, и странный холодок пробежал у него по спине.
– Масса, здесь жил белый, здесь он умер. Мы дальше не ходить, мы ждать здесь, – затараторили негры, отчаянно маша руками и притоптывая босыми ногами в землю.
– Ищите вход под знаком! – закричал Кроуфорд.
Неожиданный порыв ветра вдруг с силой пронесся над плоскогорьем, и откуда-то послышался резкий и печальный звон колокола. Семеро человек застыли как один и молча переглянулись. Снова послышался звон – будто на кладбищенской колокольне звонил пономарь. Негры в ужасе обхватили головы руками и попадали на колени.
