Рафаил Зотов - Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения

День был ясный, светлый. Густые облака порохового дыма величественно носились над сражающимися. Поминутно слышны были отголоски Русского: ура! Массы Кавалерии носились по обширной равнине взад и вперед вправо от нас был какой-то загородный костел, превращенный тоже в сильнейшую крепость, вооруженную на все стороны многочисленною Артиллериею. Влево довольно большое озеро, — а за ним необозримое поле. Впереди нас город Полоцк: — цель наших трудов и крови. Перед ним мелкая речка Полота, текущая в глубоком и крутом овраге, чрез который было два только моста: — по Себежской дороге и со стороны Витебска. Несколько времени любовались мы этою великолепною картиною, не понимая впрочем, какие массы около нас двигаются? Куда и для чего они направлены? и на чьей стороне успех сражения? Наконец увидели мы с нашей стороны близко к нам идущую колонну. Мы вышли из шанцев. Это была 6-я дружина, идущая испытать первый неприятельской огонь. — К чести её должно сказать, что хотя какое-то недоумение и робость видны были на лицах всех воинов и Офицеров, но они мужественно шли вперед и не собирались отступать по-нашему. Но в эту минуту мы уж забыли свою первоученку, а видели в себе победителей Баварской колонны, бежавшей от наших штыков, и завоевателей кирпичных шанцов. А потому-то мы и ободряли мимоидущих, и над иными (виноваты!) даже подсмеивались. Особливо один Офицер, из Немцев, очень был забавен. Идя на правом Фланге своего взвода, он, слыша свистящие около него пули, отмахивал их всякий раз рукою, а при грохоте ядра приседал почти до земли. — Давно ли еще и сами мы тоже делали, а теперь все это казалось нам очень забавно!

«Что вы тут делаете? сердито закричал нам какой-то Адъютант, увидавший наше смирно — наблюдательное положение. На Воронежский полк опять напирает превосходный неприятель, а вы тут стоите, сложа руки!» Полковник наш отвечал ему что-то, — и после короткого с ним объяснения о дальнейших действиях, свернул нас в густую колонну и повел влево, где мы издали уже видели сильную перепалку. Около полуверсты надобно было идти до нашего Воронежского Принципала, который отстаивался чудесным образом от Баварской колонны, бывшей, по-видимому, вдвое его сильнее и напиравшей на него самым наглым образом. По дороге приветствовали нас с какой-то неприятельской батареи картечью — и верно это понудило Полковника, чтоб дать меньше цели, развернуть нас опять в линию. Вскоре мы соединились с Воронежским полком, и наше прибытие придало ему духа. Мы примкнули к правому их флангу и с жаром принялись за перестрелку несколько времени шла эта обоюдная работа с изрядным успехом, с тою разницею, что мы стояли на месте, а Баварцы все ближе и ближе к нам подвигались. — Вдруг увидели мы, что они, прекратив огонь; идут на нас в штыки. Эта наглость удивила нас. Полковник в ту же минуту выровнял и сомкнул наш Фронт, скомандовал на руку и, не выжидая неприятеля, велел дружно и сильнее ударить на него. Раздалось привычное: ура! Фронт наш двинулся; Офицеры отошли за Фронт и обходили свои взводы, уговаривая солдат не робеть. На этот раз Баварцы не оробели, а с дерзостью шли на нас. Через несколько минут оба Фронта сошлись — и началась рукопашная. Наши солдаты были сильнее, смелее, но неопытнее. — В жару свалки они в разных местах расстроили нашу линию и человек 20 Баварцев вдруг прорвались сквозь наш Фронт. Офицерская шпага была вовсе не равным оружием против их штыков. Некто Офицер Леонтьев был первою жертвою этого неравенства; несколько штыков в грудь повергли его на землю без чувств. (Он выздоровел впоследствии и говорил, что это было самое неприятное чувство, когда холодный трехгранник лезет в грудь). Подполковник наш, почтенный 60-ти летний старик, будучи перед этим ранен картечью в ногу и оставшийся однако же во Фронте, был сбит с ног ударом приклада в голову. Упав на землю, выругал он Баварца сильными Русскими словами и лежа защищался еще шпагою от штыков. Все это продолжалось однако не более двух минут. Прорвавшиеся Баварцы были все переколоты, — линия по возможности сомкнута, — а минуты чрез две и вся Баварская колонна опрокинута. Не слушая команды, бородатые наши Герои пустились за ними бежать и продолжали колоть. Больших усилий и даже ударов стоило Полковнику остановить и собрать этих храбрецов, тем более, что в эту минуту верно командующий линиею Кор-де-батайль, выслал кавалерию (Ямбурских драгун), чтоб довершить поражение опрокинутой Баварской колонны. Остановясь снова в бездейственном положении, Полковник ждал инструкции дальнейших действий, — и получил приказание, свернувшись в густую колонну, отойти с Воронежским полком за выстрелы к резерву, а выслать только из полка и из дружины по взводу в стрелки, для наблюдения за неприятелем. Вызвали охотников, — и из дружины пошел я и Гротен. У нас было до 90 человек стрелков, и мы, перекрестясь, пустились вперед в рассыпную. — На этой обширной равнине, где на 10 верстах происходило сражение, нас никто и не заметил. Битва кипела вправо от нас, и мы подойдя к цепи неприятельских стрелков стали с ними очень дружески перестреливаться, не делая много вреда друг другу. Товарищ мой шел все со мною. Он был сын богатого купца и рассуждая теперь со мною на досуге, просил меня, что, если его убьют, то вынуть у него бумажник и золотые часы. Не успел еще он и вымолвить своего желания, как пуля попала ему прямо в лоб — я он пал подле меня. С горестью посмотрел я на него, покачал головою и забыв о его приказании, отрядил двух солдат, чтоб отнести его к нашей колонне. Происшествие это сильно поразило и огорчило меня; я побежал ко всем моим стрелкам и толковал им, что надо неприятелю отплатить за смерть нашего товарища; они меня послушались — и мы с яростью бросились вперед на перебегающие кучки неприятельских стрелков. — Прорвавшись, разумеется, сквозь их цепь, мы добежали до какой-то батареи, которая нас не удостоила ни одним выстрелом, — но так как перед батареею был ров и палисады, то мы и советовались со старым Армейским Унтер-офицером: что нам делать? — «нас, Ваше Благородие, слишком мало; нас перебьют здесь даром. Воротимся — ка к нашей колонне. Это будет здоровее.» На этот раз и я его послушался — и мы тою же дорогою и довольно быстро стали отступать. Вдруг увидели издали огромную, черную массу неприятельской кавалерии, несущуюся по нашему направлению. Мы тотчас же повернули вправо и успели добежать до пустых кирпичных шанцев (которые уже известны читателю). Тут тыл наш был обеспечен, — но мы вместо того, чтоб спрятаться за шанцы и притаиться, выстроились в кучку впереди и ожидали: что будет. Минуты чрез две поравнялась с нами и кавалерия, которую мы издали увидали. Это были Французские латники. Солнце ударяло прямо в их латы, конские хвосты развевались от их шлемов, земля дрожала от топота их коней, — словом это был великолепнейший вид. Дорого заплатил я за удовольствие этого зрелища. — Вся эта огромная масса (не знаю против чего направленная) неслась мимо нас, не обращая на нас ни малейшего внимания, кроме презрительных взглядов, изредка нас приветствовавших. Но мне показалось неприлично видеть неприятеля и не стрелять по нему. Я скомандовал своему войску — и оно с жаром принялось за дело. — Эти внезапные выстрелы изумили кавалеристов. Они приходились им во Фланг — и многих уже ссадили с коней. Впрочем они продолжали свой путь, грозя нам палашами, — мы продолжали им отвечать пулями, внутренне радуясь, что успели истребить с полсотни неприятелей, которые нам ничего не могут сделать, потому что имеют другое назначение.