— Ах, принцесса, — начала было Мария и остановилась.
В это время Эдвард подумал:
«В голосе ее звучит насмешливость».
Джелла продолжала:
— Итак, мои любезные мисс Мария и Эва, я снова повторяю вам, что пользуюсь вниманием сэра Джона и Джорджа Малькольма и прошу вас ответить, принимаете ли вы мою дружбу? Я предлагаю ее обеим вам. Надеюсь, что вы не отвергнете ее, а впрочем, я в этом не сомневаюсь.
— Смею ли я, принцесса? — робко, с заметным замешательством проговорила Мария.
— Простите ее робость, принцесса, — вмешалась Эва, — это такая честь для нас…
— Забудьте мой сан, милые дети, и помните только, что я женщина, — прервала ее Джелла.
Потом, обращаясь к Марии, прибавила:
— Я — именно та женщина, которой дорого ваше счастье и которая радуется ему. Я ручаюсь за сэра Джорджа, это настоящий дворянин! Душа у него открытая, прямая, благородная, сердце его не изменит своих чувств к вам язык его не произнесет слова лжи!
— Зачем ему лгать, принцесса? — перебила Мария. — Я сирота и почти без состояния, между тем как он богат. Он сказал, что любит меня, и могла ли я не поверить ему? Я поверила ему с радостью и приняла его предложение с гордостью.
Улыбка не покидала лицо принцессы.
— О, как счастливы вы, мисс Мария, — снова заговорила Джелла, — сердце Джорджа Малькольма впервые ощутило страсть и наполнилось любовью. Ваши глаза, ваш ангельский вид внушили ему те клятвы в вечной любви и верности, которые он нашептывал вам; губы его до сих пор не произносили подобных. Я понимаю это и многим бы пожертвовала, чтобы внушить подобную страсть. Богатство, власть, даже жизнь, словом, все принесла бы в жертву подобной страсти!
В это время Дургаль–Саиб наклонился к Марии и прошептал страстным голосом:
— Я знаю человека, который чувствует к вам подобную страсть.
Мария с ужасом отшатнулась, щеки ее покрылись ярким румянцем, но потом побелели как полотно.
— Да, — продолжала принцесса, — сэр Джордж — счастливый жених, а сэр Джон Малькольм — счастливый отец! Днем благополучия будет для него тот день, в который он благословит ваш радостный союз!
— Надеюсь, принцесса, — шепотом ответила Мария.
— Я уверена в этом, — продолжала Джелла. — Теперь дайте мне вашу хорошенькую беленькую ручку, которую я от души пожму в залог того, что я ваш друг навсегда.
Мария Бюртель робко, с видом застенчивости исполнила просьбу Джеллы, вложив свою трепещущую руку в руку принцессы, и тихо промолвила:
— Могу ли я не верить, принцесса?
— Вот и прекрасно, — обрадовалась Джелла, — так и следует поступать, мое милое дитя! Никогда не надо сомневаться в чувствах тех, кто симпатизирует вам. Бал только что начинается, а потому, я смею думать, мы еще увидимся с вами. А вы, Дургаль–Саиб, дайте вашу руку и пойдемте осматривать достопримечательности сада лорда Сингльтона.
Принцесса оперлась на руку раджи и, обернувшись к обеим сестрам, еще раз ласково им улыбнулась, проговорив про себя:
«О, какой ненавистью к этой проклятой девчонке наполнено мое сердце!»
Мария, нахмурив брови, молча стояла несколько минут.
— Что с вами, Мария? — спросил ее Эдвард, и в голосе его слышалось беспокойство.
Взволнованная девушка, закрыв лицо руками, проговорила глухим голосом:
— Я ревную эту женщину Эдвард.
— Ревнуете? — удивился Эдвард, — но ведь это безумие!
— Действительно, — подхватила Эва, — надо быть без рассудка, чтобы думать об этом!
— О, я не виновата в этом! Что же мне делать? Я ужасно страдаю, мне хотелось бы плакать, я задыхаюсь! Нет, лучше не жить!
Музыка, исполняемая двумя оркестрами, широкими волнами разливалась в прохладном ночном мраке. Вдруг на смену ритмичной и несколько однообразной мелодии пришла новая, необычная, носящая оттенок томный, сладострастный, упоительный.
— Баядерки, баядерки! — раздались голоса среди гостей.
И в самом деле, группа индийских танцовщиц, в которой под такт музыки двигалось несколько пестро одетых женщин, направилась к той части губернаторского сада, где находились лорд Сингльтон и Джелла.
Баядерки были одеты в яркие национальные костюмы. Они были обернуты большими полосами легкого прозрачного газа, обшитого золотою бахромой. Куски ткани пунцового цвета, обвиваясь вокруг стройных изящных фигур, ниспадали, проходя через одно плечо на грудь, которую скрывал маленький из золотой парчи корсаж, и оставляя обнаженными руки, плечи и нижнюю часть бюста, обволакивали бедра. Широкие, собранные снизу панталоны светло–лилового цвета обхватывали ноги. Драгоценные украшения отсвечивали разноцветными блестками на пальцах, запястьях, шее и даже носу, дополняя этот костюм. Двойные золотые кольца, надетые на ноги у лодыжки, производили гулкий металлический звон при каждом движении танцовщиц.
Одеждой нескольких баядерок служили длинные панталоны из светлого газа, шитые серебром, с серебряной каймой, скрывающие толстые золотые кольца, надетые у лодыжек. Пальцы ног были сплошь унизаны кольцами, на подъеме красовались массивные серебряные цепи. Поверх панталон была надета юбка из драгоценной ткани, обшитая золотыми и серебряными узорами, на концах которых была прикреплена дорогая бахрома. Суконный корсаж пунцового цвета сдерживал грудь и был почти полностью закрыт громадной вуалью из серебряного газа, спереди и сзади густыми волнами обхватывающей корпус баядерок. На руках, пальцах и шее также сверкали дорогие украшения. В волосах, зачесанных назад и сдерживаемых серебряными полосами, сверкали драгоценные булавки дивной работы. Весь ободок уха, унизанный драгоценными колечками, представлял подобие золотой бахромы. Золотая тонкая нить заменяла кольцо в ноздрях; на этой нитке висела большая жемчужина. Вид танцовщиц был до крайности своеобразный, хотя и не во всем отвечал европейским вкусам.
Достигнув того места, где находились принцесса Джелла и лорд Сингльтон, баядерки приостановились, а затем начали исполнять один из танцев, свойственных только Востоку и Индии. Их движения были исполнены неги и даже сладострастия и уже описаны многими путешественниками. Поэтому мы считаем новое описание бесполезным. Едва громкие и восторженные рукоплескания, возникшие после окончания танца, смолкли, раздался голос стоящего у двери лакея. Он произнес имя, заставившее вздрогнуть Джеллу и раджу Дургаль–Саиба.
— Мистер Джордж Малькольм!
— Слава Богу, — заметил Эдвард, — теперь–то уж мы узнаем о причинах отсутствия на балу нашего батюшки.
— Я тоже так думаю, — прибавил лорд Сингльтон.
