Краткая история премии Г. Токсичный роман - Павел Антипов

У него есть рассказ «Крым», где 50-летний чувак приезжает отдыхать, знакомится с мамой и её малолетней дочкой, вроде влюбляется, она к нему благосклонна, а в конце выясняется, что она не замужем, и тот вроде зовёт её жить к себе в Минск, но в последний день опаздывает проводить, и думает, что это к лучшему. Всё это на фоне пёстрой и довольно точно описанной толпы отдыхающих. Вроде такая «Дама с собачкой» на новый лад, только в 100 раз наивнее.

Я собрал белорусских членов жюри в посольстве часа за два до пресс-конференции, чтоб выбрать шорт. Щепаньска познакомила нас с представителем института польского, который значился среди членов жюри с польской стороны. Я думал, что все понимают эту формальность, и я не должен делать никаких дополнительных реверансов. Их за меня сделал Хадановіч, спросив, не хочет ли формальный член жюри проголосовать за шорт. Я охуел. Если бы тот согласился, то мне пришлось бы умереть в посольстве, отстаивая убеждение, что голосовать за книги должны только те, кто их читал. Меня бы живым не выпустили, принесли бы в жертву белорусско-польским добрососедским отношениям. На счастье представитель института польского отказался. Я спросил, все ли согласны с предложенной процедурой голосования – каждый член жюри выбирает шесть книг из 12, потом я эти результаты суммирую, получая шорт? Все были согласны. Я спросил, все ли помнят, что результат голосования нельзя разглашать до его официального объявления на прессухе? Все поклялись, что помнят. Тогда я попросил заполнить бюллетени – обвести или отметить шестёрку как-нибудь иначе. Хотя бюллетени не надо было подписывать, почти все члены жюри складывали их и совершали с ними странные манипуляции, чтобы потом нельзя было догадаться, чей это бюллетень. Через 10 минут всё было кончено. Шорт-лист сложился сразу, переголосовывать не нужно. Результатом поражены были все, кроме Кісліцыной, чей шорт совпал один в один.

Несмотря на клятвы, кто-то перед пресухой уже сливал шорт Белсату – они торопились подготовить материал в эфир, а Акудовіч – тот вообще открыл его Асе Поплавской, которая сразу же опубликовала спойлер в своём ЖЖ.

Потом я был опустошён как после разговора с Пятровічем, вечером на меня в скайпе набросилась Бухалик, которая у себя в фб «пошутила», что, мол, у нас не только президентские выборы подтасовывают. Она долго трепала мне нервы. Впрочем, в конце прозвучало некое подобие извинения: мол, она недовольна шортом, а излить злость не на кого.

Я пил текилу, которая осталась после моего дня рождения, заедая её наскоро приготовленной в микроволновке вермишелью, нервы мои гудели как дуда белорусская, о том, чтобы заснуть не могло быть и речи. Тогда я посчитал деньги и пошёл на вокзал, чтоб сесть на ближайший поезд, куда бы он ни шёл. Он шёл в Гродно. Билет мне обошёлся в 50 тысяч, 8 тысяч постель, 8 ― бутылка колы. За 5 минут до отъезда я стоял в тамбуре и смотрел в окно.

За две недели до вручения премии пани Эльжбета радостно сообщила, что они нашли зал. Это зал гостиницы Краун-плаза. Её собственник —турецкоподданный, связан какими-то делами с посольством, любезно предоставил скидку. А ещё этот турецкоподданный подал в польское консульство на шенгенскую визу. Визы ему не видать, потому что он турецкоподданный, говорит Щепаньска, но паспорт ему пока не отдают, чтоб не ставить под угрозу церемонию Гедройца. Ещё Щепаньска радостно сообщает, что на наш проект наконец-то получены деньги, оказывается, я делал проект, а деньги на него могли не дать. И ещё говорит, что банк согласен выделить 10 тысяч евро, а я-то думал, что он с самого начала был согласен. Я пропускаю эти слова мимо ушей, как формальности. Однако меня очень расстраивает, что хоть деньги на проект и получены, я, тем не менее, должен устроить церемонию за свой счёт, потом принести Щепаньской все расписки, и когда их проверят в бухгалтерии, только тогда мне вернут деньги и выплатят зарплату. То есть, я должен где-то раздобыть пару тысяч евро, чтобы напечатать баннеры, закладки, блокноты, потому что под моё честное слово их вряд ли кто напечатает, и я должен собрать расписки у жюри, актёров, музыкантов, о том, что они получили деньги за работу над премией, но денег им этих не дать, и пообещать, что их дадут потом. Лютый пиздец – гарантировать людям, что посольство с ними расплатится, то посольство, которое на моих глазах кинуло турецкоподданного, клянётся мне, что меня-то оно не кинет, и я должен этому поверить. Я полагаюсь на случай, одалживаю деньги на печатную продукцию и потихоньку начинаю собирать расписки.

Но это ещё не весь пиздец. Щепаньска вдруг начинает вести себя так, будто деньги уже выплачены. Она требует, чтоб мы скорее принесли ей приглашения, которые она будет рассылать посольствам других стран и официальным лицам. За образец приглашения Коля взял вариант приглашения из шведского посольства: карточка на плотной рельефной неотбеленной бумаге размером в 4 визитки. Мы распечатали штук триста, пятьдесят из которых я вечером занёс на вахту посольства. С утра меня разбудил звонок Щепаньской. Вы что, охуели, вопрошала Эльжбета? Слова были другие, но интонация выдавала истинный смысл. Господи, что я сделал не так? Как мне это рассылать послам? Вы думаете напечатать какую-то дешёвку, а разницу забрать себе? (такой был смысл). Да у меня такие приглашения стопкой в туалете лежат! Я ещё подумал, как же она подтирается такой плотной бумагой. Она вытребовала у меня телефон Коли, затем вынесла мозги ему. Он перезвонил мне подавленный. Мы пообсирали Щепаньску, её вина была в том, что она не потребовала образец приглашения, да и вообще пусть бы радовалась, что мы работаем бесплатно, а потом если что и получим, то копейки. В общем, Коля собирался на приём к Щепаньской. Я возмутился, перезвонил ей и сказал, что если она мне будет гнать на дизайнера, который, пусть она скажет спасибо, согласился для них работать, если она будет портить ему настроение, то церемония может быть не такой красивой, как она хочет. Ладно ещё на меня гнать, но Коля тут при чём?

Коля потом рассказывал, что в посольстве она была уже не такая злая. Пыталась сформулировать, чем конкретно ей не нравится приглашение, и не могла. Сначала она сказала,