«А они не так чтобы давно беседуют, – подумал Севка. – Данила треплется, на что-то намекает, но ничего, видать, толком не сказал. Минут пятнадцать они вот так вот сидят и беседуют, не больше. Комиссар мрачен, а старик… Царский генерал явно чувствует себя не слишком комфортно».
– Ну, вот теперь мы все в сборе и можем говорить. – Орлов оперся руками о свои колени и встал с дивана. – Хотя я, если честно, не понимаю, зачем ты потребовал присутствия Всеволода при нашем разговоре. Такая получалась компания, словно специально созданная для воспоминаний о былом… Сева даже и не поймет всего, о чем мы будем говорить…
– Спасибо за доверие, – сказал Севка.
– Ты не обижайся, я не имел в виду, что ты умом не вышел. Просто слишком долго было бы объяснять тебе, почему это я пытался убить Женю, а тот не пристрелил меня в восемнадцатом, хотя имел возможность… Правда, Женя? Ведь имел. Я секунд пятнадцать маячил на фоне дверного проема, а ты стоял всего в двадцати шагах и не выстрелил…
– Давай к делу, – сказал комиссар. – Полагаю, что все это ты затеял вовсе не для того, чтобы поболтать о прошлом?
– Как сказать, Женя, как сказать… – Орлов подошел к окну и посмотрел на улицу. – Невесело сейчас в Первопрестольной… Почти как в Питере во время наступления Юденича… Там справились. А тут… – Орлов вздохнул и повернулся спиной к окну. – Тут тоже справятся. К двадцатому Москва снова станет дисциплинированной и спокойной… Ладно, о деле…
Орлов прошелся по комнате, похлопывая ладонью по бедру.
– Это ты потребовал, чтобы оружие оставили в прихожей? – спросил Севка.
– Что? А, да. Я. Исключительно для того, чтобы вы сгоряча не пальнули в меня в самом начале беседы.
– Так я могу сходить и забрать свою сбрую?
– Да. То есть потом… Или… Пусть твой попутчик сходит, принесет, а ты посиди, расслабься. Ты у нас – важный участник переговоров…
– Данила, тебе, похоже, давно рожу не били за паскудство языка, – сказал комиссар. – Ведь в юности хватало раз в неделю тебе чистить хлебало, чтобы ты становился почти нормальным пацаном…
– Я помню, – засмеявшись, кивнул Орлов. – И даже помню, что ты никому не доверял этого почетного задания, всегда сам тузил меня… И только ты имел право меня бить – когда братья Розовы попытались взять это на себя, ты вначале плечом к плечу со мной навалял им, а потом уж, прямо на их изумленных глазах, занялся моим воспитанием… Я помню, Женя. Даже, наверное, лучше, чем ты. В конце концов, для тебя с тех пор прошло больше тридцати лет, а для меня – чуть больше десяти…
– Ты путешествуешь по времени? – спросил комиссар тихо.
Костя, ходивший в прихожую, вернулся и положил ремень с кобурой Севке на колени. Кобура была расстегнута, хотя Севка четко помнил, что после стрельбы у магазина застегивал ее.
Костя ни на секунду не поверил доверительным интонациям гостя. Костя, как опытный шахматист, пытался усиливать свою позицию. Свое оружие он тоже, наверное, приготовил.
Севка с трудом подавил желание заглянуть в кобуру. Наверняка револьвер взведен. Можно, конечно, надеть ремень и портупею, но удобнее будет выхватывать оружие из кобуры, лежащей на коленях.
– Ты путешествуешь по времени? – повторил свой вопрос комиссар.
– Замечательный вопрос. – Орлов бесшумно похлопал в ладоши. – В воздухе сразу запахло типографской краской, как от книги господина Уэллса, только что принесенной из книжной лавки… «Машина времени»… Ни хрена я не путешествую, Женя. Мечусь. Бегаю, пытаюсь везде успеть, но не хватает ни рук, ни средств… Иначе зачем бы я обращался к тебе?
– А зачем ты обратился ко мне? Да еще таким экстравагантным способом?
– Давай представим себе, что я просто вышел бы на дорогу перед твоей машиной и помахал рукой. Ты бы остановился, и что? Поверил бы моему рассказу о путешествии по времени? Сидел бы, подперев щеку кулаком, и слушал? Ты бы взял меня в оборот и стал бы выбивать из меня правду… А я не люблю, когда из меня что-либо выбивают…
– Ты бы мог рассказать мне о близком будущем, – спокойно сказал комиссар. – Ты ведь наверняка лучше знаком с моим ближайшим будущим, чем Всеволод… Назвал бы несколько событий, фактов… И я бы убедился, что…
– И ты бы убедился в том, что если меня крепко прижать, то я могу стать замечательным источником информации. И все, что я тебе говорил бы в свое оправдание, все, что просил бы тебя сделать, ты бы проигнорировал… – Орлов подошел к комиссару и похлопал того ладонью по плечу.
Севка увидел, как вздулись желваки на лице комиссара, и понял, насколько тому трудно сдерживаться.
– Ты бы убедился, что я знаю будущее… Но не поверил бы мне, что по времени можно путешествовать. Ты всегда был очень недоверчив…
– А так ты предоставил мне мальчишку, который обязательно сломался бы под давлением, который явно не смог бы молчать или врать при обработке и который стал доказательством того, что эти путешествия возможны…
– Да. Именно так! И ведь все получилось. Пришлось приложить некоторые усилия… Даже рискнуть пришлось, поставив парня в жесткие начальные условия. Да он и сам приложил усилия к тому, чтобы не дойти до встречи с тобой…
– Ты его выбрал потому, что он похож на моего сына? – безжизненным голосом спросил комиссар.
– Да, – спокойно ответил Орлов. – Потому что он похож на твоего пропавшего сына. И потому что он ни хрена не знает ни о своем прошлом, ни о прошлом своей страны… Он идеальный вариант для того, чтобы заинтересовать тебя, сообщив главное, но не выдав подробностей… И я рад, что ты все правильно понял. И даже больше, чем я закладывал в это послание… Фотография в «Красной звезде» – это сильный ход, но лишний.
– Так что тебе от меня нужно? – спросил комиссар.
– Спасти Вселенную! – вскричал Орлов, раскидывая в стороны руки. – Удержать на своих плечах историю!
Пауза. За окном просигналил автомобиль.
– Красиво сказал? – деловито осведомился Орлов, опуская руки.
– Он нервничает.
– Что? – Орлов резко повернулся к старику, который все это время молча наблюдал за происходящим.
– Он нервничает, Евгений. Он пытается представить все в игривом тоне, чтобы скрыть свое напряжение, – спокойно, словно рассматривая что-то под микроскопом, сказал Евграф Павлович. – Он хочет, чтобы его просьба не казалась нам очень важной. Чтобы мы думали о том, что она важнее для нас, чем для него.
– Естественно, – кивнул комиссар. – Глаза. Он не может удержать взгляд на одном объекте, глаза постоянно бегают. Он держит руки за спиной или производит ими резкие движения, боится, что в спокойном состоянии они его выдадут. Дрожь и тому подобное…
Орлов молча вытянул руки перед собой, раздвинул пальцы. Они не дрожали.
