Ознакомительная версия.
— Мужики!
Ожидавшие внизу словно этого и ждали. Общими усилиями стена была очищена. Девчата, получив боевое крещение, плакали: недосчитались нескольких подруг.
Но упиваться победой и справлять тризну по погибшим было некогда. Началась новая атака, которая казалась уже не такой страшной, как первая. На этот раз женский отряд справился успешнее, врагу не удалось разделить их и заставить отступать.
Незаметно подкралось утро. Внизу уже толпились пришедшие на смену дружинники. Воспользовавшись тем, что татарам тоже понадобилась передышка, женщины покинули стены. Они прошли через строй дружинников, гордо подняв головы.
Аскольд и Всеславна, гонимые голодом, пошли на площадь. Там уже вовсю варили пищу. Огромные котлы клокотали, издавая малоприятный запах. Несмотря на ранний час, было полно народу. Баба, обмыв глиняные чашки водой, плескала в них варево и подавала каждому по ломтю полусырого черного хлеба. Столы еще не сбили, и люди ели, пристроившись кто где мог.
Увлеченные едой, молодые не заметили, как их окружила стайка ребятишек. Сдержанный шепоток заставил Аскольда поднять голову.
— Что, ребята, есть хотите?
— Н-нет, — с заминкой ответил самый маленький, втягивая голову в плечи.
— Нет, — поддержал его мальчик постарше, тоже сглатывая слюну. — Вы ешьте, вам надо силу иметь, чтобы татар одолеть. — Он говорил не по-детски серьезно. — А мы едим, по черпаку похлебки льют каждый день, еще и сами промышляем, траву едим… — Он повернулся, чтобы уйти.
— Подождите! — остановил их нежный голос Всеславны. — Мы уже наелись, а вам расти надо, чтобы тоже татар бить. — Она протянула ребятишкам миску.
Больше уговоров не потребовалось.
Отбив очередную атаку, Овсей примостился на солнышке, набираясь сил. С высоты западной стены в боевой проем ему предстала картина отливающих изумрудом полей.
— Пахать надо, — вздохнул он, вспоминая недавно купленную новую соху. — Самое время…
Его мысли прервало появление в поле татарского всадника. Остановившись на безопасном расстоянии от стены, он размахнулся и зашвырнул на стену небольшой мешок. Тот гулко шлепнулся рядом с Овсеем. Торопливо развязав его, смерд в ужасе отпрянул: перед ним лежала человеческая голова, так густо измазанная кровью, что невозможно было разобрать, кто это. Собравшись с силами, Овсей отер лицо краем мешка и ахнул: Якун!
Известие о гибели третьего посланца с быстротой молнии разнеслось по городу. Вскоре площадь была забита народом. Голова Якуна покоилась на знаменитом пне. В глазах людей ясно читался ужас от осознания беспомощности перед злым роком, обрушившимся на их несчастную землю.
Воевода, удрученный происшедшим, не стал больше собирать дружинников. Его теперь трудно было узнать — потухшие глаза, резко обозначившиеся морщины, загнанное выражение лица. Войско таяли, иссякало продовольствие. Уходила надежда. Ко всем этим бедам добавилась еще одна: татары начали охотиться за воеводой. Стоило ему появиться на стене, как татарские лучники открывали яростную стрельбу.
В очередной штурм татарам удалось захватить часть стены. Завязалась яростная рубка, козельцы медленно отступали. Сеча был в гуще боя, рубил ошалело, вкладывая в удары всю силу своего гнева, накопившегося за это время. Внезапно на него набросились сразу двое татар. Воевода успел отразить удар одного и вогнал меч по рукоять в широкую грудь врага. Но второй, воспользовавшись тем, что оружие воеводы глубоко застряло в теле собрата, замахнулся своей саблей… И вдруг перед ним выскочил невысокий человек, что-то громко крича по-монгольски. Татарин на мгновение оторопел, и этого было достаточно, чтоб Сеча отразил его атаку. Взбешенный враг всю силу вложил в следующий удар, который достался виновнику, сорвавшему его замысел. Истекая кровью, Топорок упал к ногам воеводы. Быстро потухли его глаза. Но и враг торжествовал недолго — через мгновение голова его покатилась по окровавленному настилу…
Весь город со слезами хоронил того, кто спас жизнь воеводы. Каждый мог честно склонить голову в знак памяти. На прощание Сеча сказал:
— Жаль, что твои братья стоят по ту сторону стен. Твоя жизнь показала, что мы могли бы стать с ними такими же друзьями, как и с тобой. Может, когда-нибудь настанет такое время. А сейчас спи спокойно, пусть земля тебе будет пухом…
Тяжелым камнем легла на сердце юного Сечи и Еловата гибель еще одного близкого друга. Они долго сидели в кузнице молча, каждый вспоминал свое.
— И все же я думаю, — вдруг сказал Аскольд, — в Чернигов добираться надо!
— Согласен, — спокойно ответил кузнец. — И я придумал кое-что. Враг ловит наших на суше, а на воде ему нашего брата не поймать. По воде пробираться надо. — Он хлопнул себя по коленям и встал.
— Вода холодная, — возразил юноша. — Вплавь никак. А на лодке вмиг засекут. Да и где сейчас взять ее…
— Можно и без лодки, — хитровато улыбаясь, Еловат рассказал свою задумку.
На совете идею одобрили единогласно. Нужен был исполнитель. И тогда поднялся Аскольд.
— Князь, други мои верные, отец! В Чернигов пойду я!
По гриднице пронесся гул, и юноша, испугавшись, что ему не дадут сказать, заторопился:
— Мало кто из воинов был в стольном граде. Трудно им будет найти дорогу. А там будет еще тяжелее. Не может не знать князь Михаил, что творится у нас. Знает, а молчит. Поэтому разговор с ним будет тяжелый. Нужны слова, чтобы убедить его. Меня он знает и поверит. Решайте, други.
Против этих слов никто не мог возразить. Первым поднялся Еловат. Он крепко пожал Аскольду руку и по-мужски поцеловал. Вслед за ним остальные по очереди жали руку, обнимали юношу и уходили. Последний, с окаменевшим лицом, подошел отец.
Целый день кузнец и старый Еремей, лучший сапожник, славившийся на все княжество, что-то мастерили. Для этого потребовалось зарезать быка, которого так берег воевода в надежде на будущую мирную жизнь. Бычью шкуру хорошенько просушили на весеннем солнце. Затем терли березовыми кругляками, поливая какой-то жидкостью. Потом кроили, подгоняя по Аскольдовой фигуре, для чего несколько раз вызывали его со стены. Наконец Еремей поднял сотворенный костюм перед юношей, любуясь на свою работу. Тот одобрительно крякнул.
Этой же ночью Аскольд надел изделие, Еремей прямо на юноше дошил его жилами. Еловат привязал к поясу тонкий длинный кинжал, потом принес кусок толстого сухого бревна с выдолбленным внутри отверстием, в которое свободно входила голова человека до самых плеч. Снизу выступали две деревянные ручки. Из бревна легко можно было следить за происходящим вокруг через прожженные отверстия.
Ознакомительная версия.
