Ознакомительная версия.
Аскольд не хотел говорить Всеславне о принятом решении, чтобы не расстроить ее. Но в последний момент не выдержал и попросил Еловата сообщить ей об отъезде. К большой радости юноши, княжна не заплакала, прощаясь, хотя глаза ее блестели. Он видел, чего девушке стоило сдержаться, и был горд за нее.
— Я твоя, что бы ни случилось, — только и сказала Всеславна.
Они обнялись, и Аскольд в необычном костюме двинулся в неизвестный опасный путь.
В тот момент, когда Аскольд должен был выйти из потайного хода, ведущего к реке, по приказу воеводы со стены сбросили горящие бочки со смолой, крепко схваченные обручами. Они покатились, разбрызгивая фонтаны огня. Расчеты воеводы оправдались: изумленные татары, визжа от страха, бросились в разные стороны. Воспользовавшись суматохой, Аскольд проскользнул к реке и осторожно вошел в мощный от избытка весенней силы поток.
Император медленно шел по шуршащей песчаной аллее меж высоких, выстроенных ровными рядами молодых лип. Полураспустившиеся листочки испускали тонкий душистый аромат. Фридрих Второй с удовольствием глубоко вдыхал этот теплый, напоенный ароматами весны воздух. Все было напоено радостью жизни, и совсем не хотелось думать о том, что где-то идут войны, что неведомо откуда взявшиеся черные силы грозят перевернуть этот мир, нарушить чудесную тишину… Эти мрачные мысли преследовали императора в лице угрюмого молчаливого монаха, неслышно, но упорно шагавшего следом.
В последнее время худых вестей было слишком много. Особенно император боялся восточных новостей — тут требовалось сплочение всех сил, а папа по-прежнему вел двойную игру. Даже приближавшаяся с Востока опасность не умерила пыл святого владыки, который хотел воспользоваться этой ситуацией и вернуть утраченное влияние.
Император удивлялся, почему Григорий до сих пор не понимает угрозы, зреющей на далеком загадочном Востоке. Совсем недавно император получил весть, что предводитель этого неизвестного народа ведет свои полчища на Новгород. А что дальше? Не захотят ли степняки продолжить путь на Запад? Кто может их остановить? Пруссы? Но они сами истекают кровью в борьбе с Германом фон Зальцем. Эсты? Им достается не меньше, чем пруссам. Князь Мазовецкий? Да он сам спит и видит, кто бы ему помог, не зря же позвал на помощь крестоносцев. Чем татар встретить Фридриху, если основные силы отвлечены на неутихающую борьбу с Ватиканом?
Фридрих продолжал вышагивать по аллее в сопровождении монаха. Молчание затягивалось до неприличия.
— Слушаю, — император кашлянул, — милый человек.
— Татары повернули от Новгорода, не став штурмовать город, — безразличным усталым голосом произнес монах, смиренно сложив на груди руки.
— Куда ушли? — глаза императора оживленно заблестели.
— Не знаю. Только ведомо мне, что пошли они на юг. Наверное, в степи.
Это меняло дело! Фридрих не мог сдержать счастливой улыбки. Полностью опасность еще не миновала, но было уже легче. Появилась надежда. Надо было срочно обсудить эту радостную весть с бароном… Он решительно прошел в свой кабинет, приказав крикнуть барона фон Брейтгаузена.
Когда тот вошел, Фридрих как раз закончил что-то писать и помахал листком в воздухе для просушки.
— Могу вас порадовать, — начал он торжествующе, — только что получил известие: татары отошли от Новгорода и ушли в степи. Опасность, конечно, отнюдь не уменьшилась. Не исключено, что эти исчадия ада решили подкопить силы. Что у них на уме — сказать трудно. Но мне не дает покоя мысль: почему они ушли? После столь победоносного шествия, когда ни одно княжество не могло оказать им достойного сопротивления, на их пути встретился город, как мне представляется, наполненный золотом, а монголы отказались от штурма! Понимаете, барон, — ушли, даже не изведав новгородской стойкости.
Барон не ответил, только неопределенно пожал плечами.
— Полагаю, — император не стал дожидаться его мнения, — это маневр. Чем он вызван, не могу придумать…
— Комарами! — вдруг выпалил барон. И пояснил в ответ на удивленный взгляд Фридриха: — Там сейчас полно этой твари.
— А что, великолепная мысль! Там ведь много болот, и они непроходимы… Вот почему они ушли! И нам было бы преступно не воспользоваться этой паузой. Думаю, надо призвать всех готовиться к решительному отпору монгольским притязателям. Вот послушайте, барон, мое воззвание.
Император подошел ближе к окну и начал читать:
— «Над Европой нависла смертельная опасность, и время пробудиться ото сна, открыть глаза духовные», — он поднял вверх указательный палец, — это я обращаюсь к Его Святейшеству, хочу, чтобы он понял наконец, что не время сейчас сводить счеты, когда на пороге беда, не все государи прониклись сейчас пониманием ответственности момента для истории народов Европы». — Император ненадолго задумался, потом продолжил: — «Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит всему христианству. Уже давно не слышали о нем и считали опасность далекой, потому что между ними и нами находилось столько храбрых народностей и князей. Но теперь, когда одни из них погибли, а другие обращены в рабство, пришла наша очередь встать против свирепого неприятеля!» Ну как, барон? — дочитав, спросил он.
— Великолепно, Ваша светлость!
Император остался доволен.
— Велю немедленно отправлять, — радостно сказал он и позвонил в колокольчик. Серебряный звон наполнил большое светлое помещение.
Одним из первых получил послание императора герцог Нижней Силезии Генрих. Шел бал. Герцог танцевал с молодой графиней, когда запыхавшийся курьер подал послание императора. Герцог, не отпуская тонкую талию юной красавицы и ловко обходя танцующих, прошел в соседнюю комнату. Сгоравшая от любопытства графиня внимательно следила, как он распечатывает послание. Прочитав его, Генрих чертыхнулся и бросил послание на стол.
— Что там? — графиня ласково погладила его по плечу.
— Да пустяки. Нашему императору в каждом нечестивце видится угроза для христианства, — насмешливо ответил герцог. И они вновь растворились в толпе танцующих.
Последние дни князь Всеволод нигде не показывался, ссылаясь на нездоровье: во время очередного боя шальная татарская стрела вонзилась ему в плечо. Дальность полета поглощала убойную силу стрел, и остальные сражающиеся не обращали на подобные раны внимания. Однако князю нужен был предлог, чтобы отсиживаться дома. Он, пойдя на обман, не сдал продовольствие в общее пользование и жил со своими людьми, не испытывая нужды.
Ознакомительная версия.
