невозможно! Является ли Манфред Де Ла Рей частью этой семьи?
- Хорошо, тогда у меня есть предложение или, возможно, просьба, - сказал Герхард. - Мы ничего от вас не потребуем. Вам не нужно и пальцем шевелить, чтобы помочь нам поймать моего брата. Все, что я прошу взамен, - это чтобы вы и пальцем не пошевелили, чтобы остановить нас. По-твоему, это справедливо?
Шаса заставил их подождать, прежде чем ответил: - "Да, я верю, что смогу жить с этим. И поскольку, как вы сказали, я очень люблю Шафран, а также потому, что мне нравится форма вашего кливера и я предпочел бы видеть вас другом, а не врагом, я окажу вам обоим одну небольшую, но, возможно, значительную услугу.
- Могу я спросить, что?
- Можешь, Герхард, но я не могу тебе сказать. Скажем так, я все еще достаточно англичанин, чтобы верить в честную игру.
- Это часть вашего национального характера, которой мы, немцы, всегда восхищались.
Обе женщины переглянулись, испытывая облегчение от того, что их мужчины нашли способ не драться, не теряя лица.
- ‘В таком случае, - сказал Шаса, - почему бы тебе не открыть еще одну бутылку, и мы выпьем за нашу семью и честную игру.
Манфред Де Ла Рей проехал на своем скромном личном автомобиле через торговый вход в поместье Вельтевреден и подъехал к дому, где его встретил Шаса.
- ‘Это место принадлежит нам, - сказал Шаса. - Дети спят в постели, а моя жена уехала на одно из своих чертовых политических собраний.
- ‘Я знаю,’ сказал Де Ла Рей. - Я могу сообщить тебе адрес дома, куда она уехала, и имена других людей, с которыми она встречается.
Шаса невесело усмехнулся и сказал: - "Однажды она зайдет слишком далеко. Я это знаю.
- ’И тебе придется иметь с этим дело, если ты хочешь быть частью нашего правительства.
- Это я тоже знаю. Но это не все, с чем мне или тебе, если уж на то пошло, приходится иметь дело. Выпьешь?
- Вода меня вполне устраивает.
- Я принесу тебе стакан. Извини, я налью себе немного виски.
- Как тебе будет угодно, это твой дом. Почему ты пригласил меня сюда?
- Потому что нам нужно договориться. . . а также другое наше соглашение.
Де Ла Рей уставился на Шасу своими жуткими кошачьими глазами. - Продолжай ...
- Ты знаешь человека по имени Конрад фон Меербах. Вы встречались с ним в Лиссабоне во время войны, когда он был старшим офицером СС, а затем снова в Лиссабоне, когда он был в изгнании, живя под вымышленным именем. Ты помог ему приехать сюда, в Южную Африку.
Глаза Де Ла Рея сузились, отчего он стал еще больше похож на леопарда, готового к прыжку.
- ‘Не волнуйся,’ заверил его Шаса. - Я не собираюсь использовать эту информацию против тебя. Не то чтобы это было против тебя в вашей партии. Она пронизана симпатиями к нацистам сверху донизу.
- Чувак, ты что, притащил меня сюда ради лекции о нацизме?
- Нет, я здесь, чтобы сообщить тебе, что за вашим человеком фон Меербахом охотятся люди.
- Я знаю ... И среди этих людей есть некая Шафран Меербах, урожденная Шафран Кортни, которая, я полагаю, является членом семьи.
- Тогда ты поймешь, что это ставит нас в щекотливое положение теперь, когда мы хороним топор войны и становимся политическими союзниками. Мы можем оказаться по разные стороны в чьей-то личной битве. Это может плохо сказаться на наших будущих отношениях – и на наших амбициях. Мы оба молодые люди, моложе тех, кто в настоящее время возглавляет эту страну. Будущее принадлежит нам, и мы можем его взять.
- Так зачем же рисковать сейчас, а? Ты это хочешь сказать?
- Все в одном. Я сказал своей кузине и ее мужу, что не буду ни помогать им, ни мешать в их поисках Конрада фон Меербаха, или как он там себя называет в наши дни. Я могу сказать тебе, что в данный момент они не знают ни его имени, ни его местонахождения.
- Он будет рад это услышать.
- Если ты ему скажешь. Но я бы предпочел, чтобы ты этого не делал. На мой взгляд, мы оба должны сделать шаг назад, чтобы ни у кого из нас ничего не было поставлено на карту в этой борьбе. Я дам тебе слово, что не сделаю ничего, чтобы помочь моей кузине и ее мужу, если ты дашь мне слово, что не поможешь фон Меербаху. Более того, ни один из нас не вмешается, когда все закончится, независимо от результата.
- ’Что именно ты имеешь в виду?
- Ну, предположим, фон Меербах будет убит, и предположим, что моего кузину арестуют за его убийство. Я мог бы добавить, что это не невозможно. Ты, вероятно, знаешь, что она убивала и раньше.
Де Ла Рей кивнул.
- В этих обстоятельствах, - продолжал Шаса, - я не сделаю ничего, чтобы каким-либо образом повлиять на ход правосудия или общественное мнение. Я могу навестить ее наедине в тюрьме, но это все. Точно так же предположим, что фон Меербах схвачен и увезен для суда в другую страну. Ни ты, ни правительство этой страны не выразите ему поддержки и не предпримете никаких попыток задержать людей, которые его похитили.
- Значит, мы низведены до роли зрителей?
- Заинтересованные зрители, как бы я выразился, но да, мы будем наблюдать, не вмешиваясь. Таким образом, как бы это ни обернулось, и кто бы ни победил или потерпел поражение, ни один из нас ничего не выиграет или не потеряет.
- Таким образом, наше политическое соглашение не нарушено.
- Вот именно.
Взгляд Де Ла Рея утратил убийственную напряженность. Его тело расслабилось.
- Да, - сказал он, - это соглашение я могу принять. Он протянул руку. - Даю тебе слово, что это так.
- Я даю тебе свое, - сказал Шаса, пожимая протянутую руку.
- ‘А теперь,’ - сказал Манфред Де Ла Рей, - давай начнем состязание.
***
В своей роли бизнесмена Мишеля Шульца фон
