– А я верю, что и тебя ждет такая же участь, – усмехнулся Степан. – Вот только сожалею, что не доживу до торжества справедливости. А как бы мне хотелось видеть тебя трясущегося от страха перед бойцами расстрельного взвода!
– Все, заткнись, – не выдержав, рявкнул Горовой, которого полные издевки слова Калачева вывели из себя. – Твое признание уже написано, понял? Если ты даже откажешься его подписывать, я подпишусь за тебя сам!
Степан улыбнулся и прикрыл глаза.
– Я даже не удивлюсь, если ты уже сделал это. Только вот в толк не возьму, для чего ты все-таки пожаловал в мою камеру?
– Хотел посмотреть тебе в глаза и спросить, почему ты стал предателем? Облегчи душу признанием, а я постараюсь понять.
– Нет, тебе этого не дано понять, «поп пролетарский»… Кончай ломать комедию, здесь не театр и зрителей нет. Ты просто сволочь, гражданин начальник, так и знай! А теперь проваливай… До встречи на суде!
– Это все, что ты собирался мне сказать?
– Нет, не все… Если случится чудо и я выживу, то обязательно найду тебя и убью! Вот теперь все, скотина подлая… Дай бог, чтобы и тебя постигла такая же судьба!
Степан закрыл глаза, и напрасно Горовой ему еще что-то втолковывал. Он больше не слышал его…
* * *
Они сидели на скрипучих расшатанных стульях в дежурной части милиции, на вокзале. Милиционер за столом уже в десятый раз просматривал документы задержанных. Подозреваемый заметно нервничал, а вот женщина вела себя на удивление спокойно.
Мужчина, скрипнув стулом, подался вперед:
– Ну сколько можно объяснять: мы люди порядочные, мирные, а не какие-нибудь бандиты с большой дороги!
Дежурный поднял на него глаза:
– Разберемся, уважаемый, заткнись. Ты мне мешаешь работать.
Некоторое время дежурный раздраженно потирал ладони и в упор разглядывал задержанных, после чего спросил:
– Судя по документам, ты есть часовых дел мастер, гражданин?
– Да, моя профессия часовщик, – ответил мужчина удрученно.
– А ты его супруга, так ведь?
– Да, мы супруги Родионовы, – ответила та. – Мой муж Ефрем Романович, а я Вера Петровна.
Милиционер задержал взгляд на красивом лице молодой женщины, которой это явно не понравилось, и она нахмурила брови.
Неожиданно дверь распахнулась, и в дежурку вошел человек в кожаном плаще. Он скользнул беглым взглядом по женщине, достал из кармана какие-то бумаги и протянул их дежурному. Того будто пружиной подбросило со стула вверх. Вытянувшись в струну, он нервно облизнул пересохшие губы и, поправляя на себе гимнастерку, представился:
– Дежурный по…
– Достаточно, – остановил его незнакомец и кивнул в сторону притихших супругов: – За что их?
– Н-не з-знаю пока, товарищ…
– Обойдемся без оглашения чинов и фамилий! Так объясни мне причину задержания этих людей?
– П-подозрительными п-показались, – пролепетал милиционер. – Узлов с ними много – аж три воза на станцию привезли. Вот мы и заподозрили, что…
– Документы проверили?
– Так точно!
– В порядке?
– Так точно!
– Вещи их где?
– Перенесены в подсобку, заперты на замок и опечатаны!
– Досмотрены?
Дежурный смутился, усыпанное конопушками лицо вытянулось, а нижняя губа едва заметно задрожала.
– Н-никак нет, – выпалил он, заикаясь.
– Так вот, – человек в плаще взял со стола документы задержанных и положил их в карман плаща, – вещи перенести из подсобки в вагон, который стоит в тупике. Его прицепите к ближайшему поезду на Москву! Вопросы есть, товарищ Сарайкин?
Услышав свою фамилию из уст большого начальника, дежурный клацнул зубами, побледнел и, чтобы удержаться на ослабевших ногах, схватился за спинку стула.
– Никак нет, все немедленно исполним! – рявкнул он на одном дыхании. – Я уже сейчас…
Выйдя из-за стола, он боком, боясь коснуться начальника, просочился между ним и стеной и стремглав выскочил из кабинета.
– Почему так долго, Василий? – спросила женщина, глядя на «незнакомца» с укором.
– Извини, дела задержали, Альбина.
– Так что, ты нам поможешь?
– Уже помог, сама видела…
Василий вернул «супругам» бумаги, к которым добавил плотный пакет.
– В нем документы на все случаи жизни, – пояснил он, оглянувшись на дверь. – Предъявляйте их в крайнем случае, когда меня не окажется рядом. Ваш вагон будут перецеплять по всему пути следования, пока не доберетесь до места.
– Ты не проводишь нас, Василий? – спросила жалобно женщина. – Я понимаю, ты человек занятой, но без тебя… Я боюсь, что фараоны вокзальные…
– Я провожу вас, – успокоил ее Василий, и в этот момент в кабинет ворвался дежурный.
– Все в порядке, товарищ… – он осекся, вспомнив, что человек в плаще запретил называть его фамилию. – Вещи уже грузят в указанный вагон.
– Я сам прослежу за погрузкой и прицепкой вагона к составу, – кивнул Василий. – Кстати, далеко ли ближайший поезд на столицу?
– Будет через полчаса, – доложил дежурный.
– Вот и отлично, я подожду.
Было раннее майское утро. Трава и цветы сверкали росой, на деревьях и крышах домов щебетали птицы.
В зал судебного заседания в сопровождении двух конвойных смело и уверенно вошел молодой мужчина.
– Он! – шепотом пронеслось по залу.
Четверть часа спустя вновь открылись двери, появились три человека в военной форме. Убедившись, что все участники процесса в сборе, а обвиняемый доставлен, председатель приступил к допросу.
Первый же вопрос председателя суда изумил подсудимого. Его расспрашивали, имеет ли он любовницу на стороне, каков размер его зарплаты, как давно виделся с младшим братом, и где тот сейчас.
Обвиняемый отвечал на вопросы судей честно, без утаек и с язвительной улыбкой на губах. А в конце он заявил, что ни в чем себя виновным не признает и ожидает справедливого приговора.
После такого смелого и прямого заявления как члены суда, так и присутствующие в зале недоуменно переглянулись. Прокурора передернуло. Он поднял голову и бросил грозный взгляд на Горового, от которого тот вжался в стул.
Тем временем обвиняемый продолжал говорить. Он объяснил, что всегда честно служил молодому Советскому государству, а дело против него умышленно сфабриковали враги.
– Ума не приложу, кто «хозяин» Горового, – заканчивая свою речь, заявил обвиняемый, – но Дмитрий Андреевич старался изо всех сил ему в угоду. Я работал, а он пенки снимал… – он отыскал глазами опустившего голову начальника. – Я обвиняю его в двурушничестве и предательстве!
При последних словах Горовой поднял склоненную голову и полными муки глазами посмотрел на оратора. Председателю «тройки», видимо, тоже пришлось не по нраву заявление обвиняемого. Он прервал его речь строгим замечанием:
