— Снадобья Аа-Седхема творят с Сетепенрой чудеса, — сказала Меритатон. — Ей стало лучше уже на следующий день, к ней даже вернулся аппетит.
— Аа-Седхем великолепный целитель, — произнес Сменхкара.
Меритатон не стала называть другие причины, по которым Аа-Седхем получил благосклонность царя.
— А теперь заболела Нефернеферур, — сообщила Анхесенпаатон.
— Все больны, — философски заметил Тутанхатон.
— Аа-Седхем обратил мое внимание на то, что мы питаемся только дынями, огурцами и хлебом, — добавила Меритатон. — Он говорит, что слабость желудка из-за этого.
Сменхкара подумал о том, что с момента его приезда в Фивы он ни разу еще не спал спокойно. Мало того, что он просыпался от обильного потоотделения, так на рассвете его будили крики сменяющейся стражи и грохот прибывающих тележек с провизией. Все искусство Аа-Седхема было бессильно, и все его очарование не могло привести в чувство возлюбленного.
А Меритатон не могла выделить и пару часов для свидания с Неферхеру. Она изнемогала от усталости, потому что ее забрасывали просьбами об аудиенции бывшие придворные дамы. Они надеялись восстановить давно прерванные отношения с царской семьей. Приходили жены жрецов и представителей городской знати.
Жена Хумоса навязала ей свою Хранительницу гардероба, хотя это место уже было занято. Шпионка, без тени сомнения. Что касается косметических принадлежностей, которые хранились в небольшом помещении рядом с гардеробом, то они казались бесполезными: краски держались на лице не больше часа.
По-прежнему скрытный Тутанхатон ни на что не жаловался, но был бледнее обычного и выглядел не таким бодрым, как в Ахетатоне.
Анхесенпаатон была мрачной: она виделась с Пасаром, который полностью занимал ее мысли, только по окончании уроков, в пять часов. Единственным местом для игр, какое им удалось найти, была крыша дворца. Но там было невыносимо жарко, блестевшая на солнце крыша просто ослепляла. Кроме того, там постоянно находились сонные стражники.
Интуиция помогла ей установить связь между мучительной сценой в саду в Ахетатоне и переездом в Фивы. Объяснения Меритатон по поводу пощечины, которую она влепила сестре, удовлетворяли Анхесенпаатон лишь частично: «Макетатон потеряла рассудок. Она считает, что я и Сменхкара отравили мою мать».
Все это было непонятно.
После смерти отца, а особенно после смерти матери, мир вокруг становился все более мрачным. Три недели пребывания в Фивах превратили ее жизнь в скучное утомительное существование.
В итоге она пришла к такому выводу:
— Нам было лучше в Ахетатоне.
После этих слов наступила долгая тишина.
— Действительно, нам было лучше в Ахетатоне, — подтвердил Сменхкара.
Все присутствующие обменялись вопросительными взглядами. Все об этом думали вот уже много дней, но еще никто не осмеливался произнести это вслух.
— Мы могли бы время от времени бывать там, — произнесла Меритатон. — Так было бы лучше для моих сестер.
— Но не для Макетатон, — сказала вдруг Анхесенпаатон.
Тутанхатон рассмеялся.
— Ну что ж, я понял, — заявил Сменхкара. — Завтра и отправимся.
Все изумленно посмотрели на него.
— Навсегда? — ошеломленно спросила Меритатон.
— Нет, на две или три недели, а там посмотрим, — неопределенно ответил Сменхкара.
Это решение вызвало неудовольствие царских приближенных.
— Ты же только три недели назад прибыл сюда, мой царь, — заметил Тхуту. — И еще не все чиновники переехали в Фивы. Зачем же отправляться в Ахетатон?
— Но в Ахетатоне я пробуду недолго, — неуверенно ответил Сменхкара.
Этот ответ озадачил Тхуту.
— А царские приближенные, мой царь? Они тоже должны последовать за тобой в Ахетатон?
— Нет. Если будет необходимо принять важные решения, отправьте гонца.
«Если нужно будет принять решение после полудня, — думал Тхуту, — гонец доберется до Ахетатона лишь на следующий день к вечеру. Столько же понадобится времени, чтобы доставить ответ. Всего четыре дня для получения царского одобрения!»
Вмешался Майя:
— А дворцовые служащие, мой царь? Интендант, Первый распорядитель, прислуга? В Ахетатоне остался только один повар для обслуживания Второй царской супруги…
Сменхкара ненадолго задумался и сказал:
— Часть прислуги последует за мной.
«Значит, придется увеличить вдвое количество слуг во дворце», — подумал Майя.
— Что я должен сказать Хумосу, мой царь? — спросил Тхуту.
— Правду. Что в Фивах очень жарко даже во время Паводка, а ведь во время сезона Сева будет еще жарче. Поэтому по совету своего лекаря я должен на какое-то время переехать в прохладное место — в Ахетатон.
— От твоей великой мудрости, мой царь, не ускользнет то, что достигнутое перемирие со жрецами стало возможно не только благодаря твоей коронации в храме Амона, но и из-за переезда всего двора в Фивы. Твое возвращение в Ахетатон может быть расценено как шаг назад.
— Было бы полным абсурдом, — резко возразил Сменхкара, — если бы мир в царстве зависел от каждого моего передвижения. Твоей задачей будет убедить моих советников и фиванскую знать, что я еду в Ахетатон на время и связано это исключительно с состоянием моего здоровья. К тому же дворец в Фивах слишком тесен, а строительство нового займет не менее двух лет. А пока можно использовать более удобные здания, которые уже построены в Ахетатоне. Я буду иногда отдыхать там вместе со своей семьей.
— Мы можем использовать административные здания, мой царь, — предложил Тхуту. — Это все же лучше, чем позволить знати думать, что ты не можешь устроиться во дворце, который подходил твоему божественному отцу.
Сменхкара потерял терпение.
— Чтобы мне было достаточно комфортно, нужно будет занять все административные здания и перестроить их. Это непосильная задача, и я не думаю, что это лучший вариант. В Фивах недостаточно места для двора. Население здесь удвоилось за двадцать лет. Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Здания нужно полностью перестроить. Фивам также не хватает садов. Я уже приказал, кстати, разбить один сад в южной части территории дворца. Но это лишь малая толика того, что необходимо сделать. В любом случае, я прошу тебя не думать, будто я сбегаю в Ахетатон. Этот город тоже часть царства, насколько мне известно. Поэтому я не вижу причин беспокоиться только потому, что я время от времени буду проводить там две или три недели.
Это было сказано тоном, не терпящим возражений. Тхуту предпочел больше не настаивать. Очевидно фараон не до конца представлял себе символическое значение Ахетатона для придворных, священнослужителей и знати, особенно для тех, кто проживал в Фивах. Фивы чувствовали себя брошенными, даже забытыми во времена правления Эхнатона.
