— О, — поспешно прервала его Урсула, — сегодня ночью я посижу с ней.
— Прекрасно, дитя мое. А сейчас мне придется уйти, мне надо навестить еще нескольких пациентов! В аптеку вам ходить не надо. Я сам закажу все необходимое и вам принесут сюда эти лекарства.
— Не могли бы вы предупредить моих родственников, сударь? — спросила Урсула.
— С радостью. А как их зовут?
— Жоссе, господин доктор. Мою тетушку зовут госпожа Жоссе.
— Отлично. Я попрошу госпожу Жоссе прислать вам сюда ужин. До свидания, милая сиделка.
— А ну-ка, Чинелла, старая ты пивная бочка! Посвети-ка мне на лестнице, да не спи на ходу! — крикнул доктор, выходя из комнаты.
Чинелла пошел вслед за ним под предлогом сходить в аптеку за лекарством.
В эту ночь дома он больше не появлялся, а лекарство принес сын аптекаря.
— А теперь, — сказала Урсула Пиппионе, приведя все в комнате в порядок, — выпей-ка ложку лекарства и ложись спать! Делай, что тебе говорят, или я рассержусь. Посмотри только на Мистигри, он, хоть и не болен, но уже давно спит.
— Какая же вы добрая, Урсула! — вздохнула Пиппиона.
— О, я знаю, чего ты хочешь! Ты говоришь мне комплименты, чтобы я разрешила тебе не спать и еще немного поболтала с тобой! Но на этот раз ничего у тебя не выйдет. Через час тебе надо будет снова принять лекарство, вот тогда мы с тобой и побеседуем. А сейчас закрой глазки и спи!
Пиппиона послушно прикрыла глаза, но украдкой продолжала смотреть на Урсулу сквозь свои длинные шелковистые ресницы, а та тем временем положила себе на колени Мистигри и стала нарезать хлеб и мясо, готовя ему вкусный ужин.
Урсула не догадывалась, что помимо больной, за ее занятиями наблюдал еще один человек.
Чинелла стоял в коридоре у самой двери и, наклонившись, подглядывал в замочную скважину.
На этот раз он поднялся по лестнице бесшумно, предусмотрительно сняв перед этим обувь.
В половине одиннадцатого раздался бой часов на церкви Св. Евстафия.
На углу улицы Рамбутье показался экипаж, запряженный одной лошадью, который остановился в нескольких шагах от кафе «Синий тюрбан».
Из экипажа вышел Лежижан, к которому тут же присоединился кучер, ловко спрыгнувший с козел. Оба они говорили шепотом. Лежижан, похоже, инструктировал своего спутника, а тот в ответ почтительно кивал головой.
После этого кучер снова влез на козлы, а Лежижан сделал несколько шагов в направлении кафе. Подойдя к застекленной двери, он заглянул внутрь.
Госпожа Жоссе явно ждала его появления, ибо тут же кивнула Лежижану. Она была в дорожном платье, в руке у нее был небольшой чемоданчик, судя по всему, она готовилась покинуть своего дорогого муженька.
Тем временем на углу улицы Рамбутье и улицы Сен-Дени разыгралась другая сцена. Там только что остановилась темная карета, кучер которой поспешно спрыгнул на землю и тихо заговорил со своим пассажиром, одетым в серую блузу рабочего. Пассажир указал кучеру на чердачное окошко одного из домов на противоположной стороне улицы.
— Сейчас я войду туда и посмотрю, что делается в доме. Из окна снимаемой мною комнаты хорошо видно все, что происходит в каморке у Чинеллы. В нужный момент в окне загорится свет.
— А затем я тронусь по улице и крикну Жакмену: «Ваш экипаж, сударь»? — спросил возница, которым был не кто иной, как Клеман.
— Да, а потом ты как можно скорее поедешь туда, куда я тебе сказал.
— Отлично, я все понял.
— А теперь я проверю, занял ли Жакмен свой пост.
Жозеф отошел от Клемана и, перейдя улицу, направился в сторону рынка.
Черная тень, прислонившаяся к стене дома, отделилась от каменной кладки и сделала несколько шагов ему навстречу.
— Это ты, Луи?
— Да, Жозеф, это я.
— Будь внимателен! Нужный момент уже близок.
Проговорив это, Жозеф направился в свою квартиру.
За его спиной показался человек, шатающийся под общим воздействием опьянения и волнения.
Это был сеньор Чинелла.
В кафе «Синий тюрбан» супруги Жоссе прощались друг с другом.
— Так ты помнишь все, что я тебе сказала? — переспрашивала госпожа Жоссе уже в десятый раз. — Если кто-нибудь меня спросит, что ты должен ответить?
— Я скажу, что ты уехала в деревню.
— С кем?
— С нашей племянницей Урсулой.
— А когда мы вернемся?
— Через неделю или полторы.
— Хорошо, все правильно. Иногда, через каждые два-три дня, ты будешь говорить, что получил от нас очередное письмо.
С этими словами госпожа Жоссе встала и, расцеловав мужа, вышла на улицу. Карета стояла на прежнем месте и госпожа Жоссе направилась к ней медленными шагами.
— Вы ждете меня, не так ли? — спросила она у кучера.
Тот немедленно распахнул перед нею дверцу, госпожа Жоссе еще раз помахала мужу, села в карету и забилась в самый темный угол.
В этот момент часы на колокольне прозвонили без четверти двенадцать.
ГЛАВА XXX
Бедный Мистигри!
Вернемся теперь в чердачную каморку, где лежит Пиппиона. Перед нами предстает совершенно другая картина. Урсула крепко спит, сидя на стуле и положив руку на стол. Пиппиона тоже заснула, лишь один Мистигри бодрствует в ночной тиши.
Внезапно огонь свечи вздрагивает от сквозняка из открывшейся двери, а затем свеча гаснет и в комнате воцаряется полный мрак, в котором сверкают лишь желтые глаза Мистигри, поспешно спрыгнувшего с кровати.
Слышится легкий шорох, похожий на звук осторожных шагов вора или убийцы.
С громким шумом на пол падает опрокинутый стул.
Пиппиона просыпается, она испугана.
Из уст Урсулы вырывается глубокий болезненный стон.
— Кто здесь? — в страхе кричит Пиппиона.
Ответа нет.
— Кто здесь? Кто здесь? — снова спрашивает Пиппиона и, не получая ответа, спрыгивает с кровати и громко кричит: «На помощь! Помогите!»
Внезапно она чувствует на своем горле чью-то железную руку.
— Да замолчишь ты наконец, проклятье на твою голову? — слышится дрожащий от волнения голос и Пиппиона с ужасом узнает голос сеньора Чинеллы.
Бедняжка продолжает звать на помощь, и тут Чинелла с криком ярости обрушивает сильный удар на голову Пиппионы и больная, теряя сознание, с тихим стоном падает на кровать.
Мистигри приходит на помощь своей юной хозяйке и, вспрыгнув на плечи Чинелле, начинает царапать ему лицо своими длинными когтями и терзать его шею острыми зубами.
Напрасно пытаясь стряхнуть с себя своего врага, Чинелла с глухими проклятиями мечется по тесному чердаку, как дикий зверь, запертый в клетке.
