— В тридцать лет, — сказал он, — женщина знатная, благородная и прекрасная, как вы, не имеет права отказываться от жизни. Позвольте мне сделать вашу жизнь бесконечно счастливой.
Сердце несчастной женщины забилось сильнее, и на этот раз она не отняла уже своей руки, которую молодой человек покрыл горячими поцелуями.
Эммануэль полковнику Леону:
«Дорогой полковник! Я женюсь через неделю на баронессе Мор-Дье. Говоря ей о моем состоянии, я скрыл миллион; этот миллион я передал из рук в руки бедному барону, который носит только имя Мор-Дье, что, конечно, прекрасно известно вам, устроившему так, что убили настоящего барона, в жилах которого текла кровь этого рода. Как видите, общество наше торжествует а если бы покойный барон Мор-Дье проснулся в гробу, то его пробуждение было бы крайне неприятно, потому что он узнал бы, что мнимый сын его получил пятьдесят тысяч ливров годового дохода.
Впрочем, дорогой полковник, я люблю баронессу и думаю, что у меня есть все шансы для семейного счастья.
Навсегда ваш Эммануэль».На другой день после похорон Леоны, которые прошли скромно и тихо на Монмартрском кладбище, в присутствии нескольких любопытных, полковник проснулся в хорошем расположении духа: он вскочил с постели с проворством юноши и начал одеваться с большим тщанием.
— Жан, — сказал он лакею, который исполнял у него одновременно две должности: камердинера и грума, — ты заложишь Эбен в тильбюри и скажешь кухарке, что сегодня мы не обедаем дома.
— В котором часу вы уедете, сударь? — спросил лакеи.
— Сейчас, — ответил полковник. — Иди!
Жан вышел; полковник сел на пуф и закурил сигару.
«Мне кажется, — весело сказал он себе, — что в течение трех последних месяцев я совершенно запустил свои личные дела ради дел нашего общества и до сих пор я, начальник, только служил всем этим господам».
Полковник улыбнулся.
«Терпение! Настанет наконец и мой черед, и они заплатят мне дорого и исправно».
Полковник выпустил большой клуб дыма, который змейкой вылетел в открытое окно, и продолжал:
«У каждого человека есть какая-нибудь страсть и у каждого из шести глупцов, которых я завербовал в свое общество, был свой недостаток и своя личная цель. Гонтран любил Леону, Лемблен — Марту де Рювиньи и мечтал о наследстве генерала. Шаламбель хотел быть маркизом де Монгори, Ренневилль стремился вернуть деньги, которые он проиграл в парижском клубе, д'Асти желал жениться на своей кузине, а Мор-Дье — получить обратно миллион, украденный у него его отцом. Итак, Лемблен, Гонтран, Шаламбель и д'Асти уже удовлетворены; остаются Мор-Дье и Ренневилль; последнего мы женим, и Мор-Дье получит свой миллион из шкатулки Шаламбеля. Тогда, господа, — прибавил полковник с загадочной и злой улыбкой, — глава вашей лиги, человек, действовавший до сих пор бескорыстно и не получивший своей доли от общего пирога, потребует ее у вас, и, ей-богу, эта доля будет львиная!»
— Тильбюри подано, — доложил Жан, прерывая монолог своего господина.
Полковник встал, взял пальто, перчатки и шляпу и, напевая, спустился во двор, где Эбен, прекрасная английская лошадь, от нетерпения рыла копытами Землю. Глава общества «Друзей шпаги» взял вожжи и взмахнул хлыстом, пока Жозеф усаживался на заднем сиденье; лошадь помчалась, как стрела, и повернула за угол на улицу Гельдер. Было около десяти часов. Погода стояла прекрасная, и на бульварах было множество гуляющих..
Лошадь полковника была так красива, а его тильбюри легко и элегантно, что они обращали на себя внимание прохожих и возбуждали зависть к их владельцу. Сам полковник, одетый в голубой сюртук с золотыми пуговицами и в белое пальто из алнага, сшитые по самой последней моде, правил с замечательным искусством.
— Какой красивый старик и как замечательно он сохранился, — говорили пешеходы на бульваре Капуцинов.
Полковник въехал в Елисейские поля, пересек круглую площадку, повернул за угол на улицу Шальо, проехал рысью еще минут десять и остановился в узком переулке, где, с одной стороны, тянулись стены садов нескольких больших отелей, часть которых теперь уже исчезла. В конце переулка, между двором и садом, возвышался маленький беленький домик, с зелеными решетчатыми ставнями и крышей с выступами, такой, какие обыкновенно строят в Италии. Это был не отель, а скорее красивый павильон, таинственное жилище феи или женщины.
Прохожие, — а они были редки в этой местности, — невольно останавливались у решетки и начинали с любопытством рассматривать заросший дерном маленький дворик и забор, обвитый многолетним плющом, в середине которого бил фонтан. Затем обращали внимание на полузатворенные решетчатые ставни, на слугу без ливреи, иногда проходившего по двору, и любовались в открытые двери каретного сарая прекрасным фаэтоном, который Томас-Баптист, по всей вероятности, продал за бешеную цену. Через крышу дома, так как он был одноэтажный и низкий, можно было заметить густую листву громадных деревьев сада, где дрозды и славки распевали целыми стаями. Но кто же тот таинственный избранник, который жил в этом раю, уединенном и затерявшемся среди царившего кругом него шума?
Тильбюри полковника остановилось у решетки; тотчас же в нижнем этаже отворилась дверь, и на пороге появился слуга, поспешивший отпереть ворота. Тильбюри въехало во двор.
Слуга был старик высокого роста, с густыми седыми усами; по его военной выправке нетрудно было догадаться, что видишь перед собою старого служаку, обратившегося в привратника.
— Здравствуй, старичина Иов, — сказал полковник, на суровом и даже отчасти свирепом лице которого промелькнуло выражение добродушия.
— Ваш покорный слуга, господин полковник, — ответил старый солдат, отдавая честь.
— Как здоровье мальчика? — спросил полковник, бросая вожжи Жану и соскакивая на землю.
Иов нахмурился.
— Плохо, — сказал он.
— Как плохо? — спросил полковник, бледнея. — Он болен?
— Телом — нет.
— Так что же?
Иов поднес указательный палец к сморщенному лбу.
— Болезнь здесь, а может быть, и тут, — и рука старика Иова опустилась со лба к сердцу.
— Черт возьми! — вскричал полковник. — Он влюблен? Ах, если несчастная, зажегшая искру в сердце моего мальчика, не излечит его… то ей придется иметь дело со мною.
Глава общества «Друзей шпаги» вошел в белый домик, прошел через мраморные сени и быстро поднялся по лестнице в первый этаж. Он толкнул дверь и остановился на пороге комнаты, которая вполне заслуживает подробного описания.
