Веревки были сдернуты, и пленники, пригнувшись, кинулись к лесу, а лучники заулюлюкали, как загонщики на охоте, вспугнувшие зайца. Соперники, наложив стрелы, замерли, точно две светло-бурые статуи, не спуская напряженного взгляда с бегущих и медленно поднимая луки по мере того, как расстояние увеличивалось. Бретонцы уже преодолели половину расстояния до леса, а старый Уот все молчал. То ли из жалости, то ли по злокозненности, но в любом случае шансы пленников на спасение достаточно возросли. Наконец, когда от дороги их отделяло уже сто двадцать шагов, он повернул седую голову и крикнул:
— Стреляй!
И тут же зазвенела тетива йоркширца. Нет, не по ошибке он заслужил славу одного из смертоноснейших лучников севера и дважды выигрывал серебряную стрелу на состязаниях в Селби. Метко пущенная роковая стрела вонзилась в согнутую спину рыжего крестьянина по оперение. Он упал ничком, даже не застонав, и неподвижно распростерся на траве, а короткие белые перья между темными лопатками показывали, куда смерть нанесла свой удар.
Йоркширец подбросил лук в воздух и заплясал от радости, а его товарищи в свирепом восторге разразились одобрительными криками, которые внезапно сменились громовым хохотом и насмешливыми воплями.
Второй крестьянин, более хитрый, бежал медленнее, но часто оглядывался, а увидев участь своего товарища, и вовсе остановился. Он не спускал глаз с натянутого лука и, едва тетива была отпущена, кинулся на траву, услышал, как стрела просвистела над ним, и увидел, как она впилась в дерн немного впереди. Тотчас он вскочил на ноги и под вопли и улюлюканье лучников кинулся к спасительному лесу. Вот он уже на опушке, а ближайшего из его мучителей отделяют от него двести шагов! Здесь им до него не добраться! Возле густых кустов он почувствовал себя в безопасности, точно кролик у входа в нору. И, возликовав, не удержался — заплясал, презрительно щелкая пальцами и потешаясь над дураками, которые его упустили. Откинув голову, беглец насмешливо завыл по-собачьи, и в этот миг горло ему пронзила стрела. Он рухнул мертвый на папоротник, и у дороги воцарилась недоумевающая тишина, а затем лучники подняли торжествующий крик.
— Клянусь святым крестом Беверли, такого выстрела я уже много лет не видывал! — вскричал старый Уот. — Мне и самому не пустить стрелы лучше, даже стань я опять молодым. Кто из вас попал в него?
— Эйлуорд из Тилфорда, Сэмкин Эйлуорд! — ответил хор голосов, и покрасневшего от таких похвал лучника вытолкнули вперед.
— Жалко, цель была такая, — пробормотал Эйлуорд. — Я бы отпустил его с миром, да только, как он принялся над нами смеяться, пальцы у меня сами лук натянули!
— Вижу, вижу, что лучник ты хоть куда, — сказал старый Уот. — И на душе у меня покойней стало. Коли я живым не вернусь, останется после меня стрелок, достойный поддерживать честь нашего ремесла. А теперь заберите свои стрелы и в путь: вон сэр Роберт ждет нас на холме.
Весь день Ноллес вел отряд по обезлюдевшему, одичалому краю, где в лесном сумраке таились существа, потерявшие человеческий образ и душу — зайцы с сильными, волки со слабыми. Порой, поднимаясь по склону, они успевали увидеть в отдалении всадников, которые тотчас исчезали. Иногда из укрытых холмами селений доносился набатный звон, и дважды дорога приводила к замкам, но при их приближении подъемные мосты повисали в воздухе, а на стенах выстраивались солдаты и осыпали их насмешками из-за зубцов. С их лугов англичане забрали нескольких пасшихся там волов и овец, однако тратить силы на каменные стены Ноллес склонен не был и продолжал путь.
В Сен-Меэне они увидели большой женский монастырь, окруженный серыми стенами в разводах лишайника, — тихий оазис мира среди пустыни войны, где среди плодовых деревьев трудились и отдыхали монахини в черных одеяниях, оберегаемые от зла сильной и кроткой рукой Церкви. Проходя мимо, лучники сдергивали каски, ибо самый дерзкий, самый беспощадный не смел преступить незримый предел, охраняемый страхом перед отлучением и вечной погибелью — единственной защитой слабого от насильника в этом перепаханном оружием краю.
В Сен-Меэне маленькое войско расположилось на бивак. Когда же был приготовлен и съеден полуденный обед и войско после краткого отдыха вновь построилось, Ноллес отозвал Найджела в сторону.
— Найджел, — сказал он, — сдается мне, такого сильного и, полагаю, быстрого скакуна, как твой, я еще не видывал.
— Да, благородный сэр, конь поистине чудесный, — ответил Найджел.
С того дня как они ступили на палубу «Василиска», между ним и его молодым начальником успели возникнуть искренняя привязанность и взаимное уважение.
— Пожалуй, тебе следует дать ему хорошенько поразмяться, он ведь уже отяжелел, — сказал рыцарь. — А теперь, Найджел, ответь: что ты видишь на склоне дальнего холма через вот этот просвет между ясенем и большим камнем?
— Белое пятно. Лошадь, не иначе.
— Я следил за ней все утро, Найджел. Этот всадник упорно держится на нашем фланге, то ли следит за нами, то ли наводит на нас врагов. Я же рад был бы поговорить с каким-нибудь пленным — очень нелишне узнать что-нибудь о здешних местах, а крестьяне тут не понимают ни французского, ни английского. Задержись здесь, когда мы выступим. Он, конечно, последует за нами, и вон та дубрава не даст ему тебя заметить. Обогни ее так, чтобы оказаться позади него. Слева широкая равнина, а справа будем мы. Если твой конь окажется быстрее, то тебе останется только взять его в плен.
Найджел тем временем уже спрыгнул на землю и подтягивал подпругу.
— Нет, спешить ни к чему. Начать погоню ты должен, только когда мы отойдем на две мили. А главное, прошу тебя, Найджел, выкинь на время из головы странствующих рыцарей. Мне нужен этот человек — он и сведения, которые я могу от него получить. Забудь о подвигах и помни только о нуждах нашего войска. Когда возьмешь его, следуй на запад за солнцем и где-нибудь непременно выедешь на эту дорогу.
Найджел укрылся с Бурелетом в тени монастырской стены. Оба они изнывали от нетерпения, а сверху шесть простодушных монахинь круглыми глазами созерцали это непривычное и пугающее видение суетного мира. Наконец длинная колонна скрылась из вида за изгибом дороги, и белое пятно исчезло с открытого зеленого склона. Найджел склонил перед монахинями покрытую шлемом голову, дернул поводья и поскакал выполнять возложенное на него поручение. Глаза монахинь округлились еще больше, а золотистый конь и сверкающий всадник обогнули опушку, несколько раз мелькнули между стволами и скрылись за ними. Проводив их взглядом, святые сестры вновь принялись подрезать ветки и сажать рассаду, томимые мыслями о прекрасном и грозном мире за серой, обросшей лишайниками стеной.
