Тем временем после первых выпадов легко можно было заметить, что ни быстрота нападения, ни верность взгляда, ни проворство руки шевалье не могли одолеть Эктора, так что пустынник вскоре вздохнул свободно, убедясь в превосходстве маркиза. Два раза шпага Эктора разодрала платье аббата, вынужденного отступать.
Пустынник погладил бороду и прикинул взглядом расстояние, отделявшее шевалье от стены.
»— Еще пять — шесть шагов, — подумал он, — и ему конец.»
Вдруг шевалье сильно топнул ногой, пол расступился и Эктор исчез в черном провале.
Пустынник испустил крик и бросился на помощь маркизу. Но шевалье неожиданно и сильно толкнул его, брат Иоанн потеряло равновесие и рухнул в ту же яму.
Шевалье вторично топнул ногой, и сместившаяся половица плотно встала в пазы пола.
Шевалье отер лоб, на котором выступили капли пота, и прислушался, наклонившись, к неясным звукам, глухо раздававшимся под ногами.
Вскоре он выпрямился и, сунув шпагу ножны, вынул из стола два длинных пистолета, заткнул из за пояс, открыл окно, перелез через него и спрыгнул в сад.
Эктор и брат Иоанн очутились в совершенном мраке. Их падение было ослаблено мешками овса и отрубей, наваленных в погребе. Разбитые, немного ушибшиеся, но не раненые, маркиз и пустынник встали на ноги.
— Вы живы? — спросил пустынник.
— Жив! А вы?
— Несколько синяков; впрочем, это ничего.
— Поищем выход.
Они вынули шпаги и пошли во мраке наощупь.
— Неужели этому плуту, — вскричал брат Иоанн, спотыкаясь на каждом шагу о мешки, тюки и ящики, — суждено вечно от нас ускользать?
— Есть ещё надежда на Кок-Эрона и Биско, — отвечал Эктор.
— Я прекрасно знал, — добавил пустынник, — что за этим необыкновенным и внезапным нежеланием драться скрывалась какая-то хитрость. Но кто может подозревать предательство, когда у человека в руке шпага? Ах, маркиз, он же был в моих руках, и я его не задушил! Надо же быть таким дураком!
Пока они пробирались среди непроглядного мрака, до них долетел глухой отдаленный звук, похожий на выстрел.
Брат Иоанн схватил Эктора за руку.
— Вы слышали, маркиз? — спросил он.
— Да…
— Это был выстрел.
— Мне тоже показалось.
— Выстрел из пистолета. Кто-нибудь из троих умер: Биско, Кок-Эрон или шевалье.
— Если он убил моего Кок-Эрона, он умрет тысячью смертей! — вскричал Эктор, сжав кулаки и обезумев от гнева.
Наконец они нащупали стену; в одном из углов их руки встретили деревянную загородку, сквозь щели которой проникал слабый свет. Эктор приложил к ним лицо и почувствовал свежий воздух; брат Иоанн нажал своими мощными плечами на доски, и они подались. То была дверь.
Подняв валявшиеся под ногами деревянные чурбаны, с помощью которых перекатывали бочки в погребе, друзья ударили ими в дверь.
Изъеденные червями доски разлетелись при первом же ударе. Эктор и брат Иоанн перескочили обломки двери и с обнаженными шпагами бросились наверх по крутой лестнице. Они очутились во внутреннем дворе, бросились наудачу в сторону и встретили Кок-Эрона. Тот бежал, волоча одной рукой рукой трактирщика, а в другой держа шпагу.
— Вы живы! — вскричал Кок-Эрон, выпуская из рук несчастного трактирщика, ноги которого дрожали от страха.
— Да, все живы. — ответил брат Иоанн, пока старый солдат обнимал своего господина. — Но что сделали вы с шевалье?
— Разве вы его не убили?
— Нет.
— Эй, Биско, мы тут! — вскричал брат Иоанн.
Ответа не было.
— Может быть, он спит, — сказал пустынник, лицо которого выражало крайнее беспокойство.
Эктор и Кок-Эрон не ответили, но пустились к калитке, возле которой пустынник поставил Биско караулить.
— Если ты, разбойник, когда ещё дашь ему убежище, я тебя зарежу, как собаку, — прибавил пустынник, обращаясь к трактирщику, рухнувшему от страха на колени.
Три искателя приключений помчались в сад. Там царила мертвая тишина, слышался только одинокий крик ночной совы, притаившейся в густых ветвях деревьев.
Калитка была отворена. Брат Иоанн выскочил на улицу, никого не увидел, однако на грязи отпечатались следы.
— Эй, Биско! — вскричал он снова.
Никто не ответил.
— Может быть, Биско преследует шевалье, — предположил Кок-Эрон.
Брат Иоанн покачал головой.
— Нет, — возразил он, — один из них убил другого.
Эктор бродил вокруг калитки, покусывая кончики усов. Он страшился за Биско и боялся в то же время, что Биско, убив шевалье, лишил его возможности отомстить.
— Вот он! — воскликнул Эктор, остановясь под густыми ветвями толстой яблони.
Подбежали брат Иоанн и Кок-Эрон.
Биско лежал на траве более недвижимый, чем самый ствол дерева, уронив голову на толстый корень. Брат Иоанн стал на колени и приподнял безжизненное тело своего товарища. Пуля попала в лоб, немного повыше брови, смерть должна была быть мгновенной. Однако тело ещё не остыло, и крупные капли крови, вытекавшие из раны, тяжело падали на ствол яблони.
Брат Иоанн приложил руку к сердцу Биско. Затем грустно покачал головой.
— Умер…
Две слезы медленно скатились по его грубому загорелому лицу.
— Мой старый товарищ, — сказал он. — Вы знали его ещё в башне на горе Ванту, маркиз…Бедный Биско! Двадцать лет мы жили душа в душу…Он шел за мной тенью…Теперь все кончено…Бедный Биско!
Брат Иоанн замолчал и прикусил усы, чтобы подавить в себе стон. Эктор и Кок-Эрон молчали. Спустя минуту пустынник поцеловал бледное лицо Биско и положил его на траву, после чего обмакнул свои пальцы в крови, лившейся из раны, и потряс ими в воздухе.
— Клянусь этой кровью, в которой замараны мои руки, отомстить за тебя, — сказал он.
Эктор и Кок-Эрон сняли шляпы.
Брат Иоанн отер руки о траву и встал.
— Идемте, мсье, — сказал он, — мертвых не воскресить.
Когда Шавайе снова появился в Марли, его мысль обратилась к герцогине Беррийской. Время, когда она обещала появиться, приближалось. Желал ли Эктор её видеть или страшился? Признаться, он сам того не знал.
В её присутствии он испытывал поистине магнетическое влечение, в её отсутствие забывал о ней.
На другой день была назначена охота с гончими. Эктор, со времени своего свидания с королем ставший известным, добился своего включения в списки охотников. День был особенный — 10-е октября, и число это перенесло его в то счастливое время, когда Кристина обещала ему не проводить этот день без свидания с ним.
Между тем общество охотников постепенно собиралось, и вскоре появилась герцогиня Беррийская. Она ехала на испанском жеребце, белом как снег, гордо танцевавшим под своей легкой ношей. Принцесса, молодая, прекрасная, пылкая, как Диана-охотница, управляла им со свободной и величавой грацией. Яркий румянец оживлял лицо герцогини; никогда глаза её не сыпали столько искр, никогда более радостная и надменная улыбка не освещала её лица, преобразившегося от душевного довольства. Она устремилась в середину круга, ища взглядом де Шавайе.
