Брошенные бомбы разорвались под экипажем императорской четы, которая осталась жива, благодаря толстым стенкам кареты, и практически не пострадала, тогда как публика и некоторые придворные поплатились жизнью и увечьями.
Хотя император и императрица казались страшно перепуганными, но для успокоения народа они вошли в театр. Людовик Наполеон отдал приказание взять заговорщиков, и, несмотря на всеобщее волнение, их тотчас же поймали.
Когда Орсини узнал, что те, для кого предназначались бомбы, остались живы и невредимы, а невинные пострадали, он пришел в страшное бешенство, ломал руки, рвал волосы, проклиная себя за неловкость.
Кругом на громадном пространстве были разбросаны несчастные жертвы, которые ему и его товарищам посылали проклятия.
В то время, когда очищали улицу от трупов, заговорщиков отправили в тюрьму Ла-Рокетт.
Прежде чем мы продолжим рассказ об остальных лицах нашего романа, рассмотрим последствия неудавшегося заговора.
Евгения была страшно озлоблена покушением как на ее собственную жизнь, так и на жизнь Наполеона. В ту же ночь она вынесла смертный приговор всем недовольным. Но истребить миллионы, уничтожить целую нацию, воодушевленную одним чувством ненависти, невозможно! Только нововведения, реформы в пользу народа могли бы смягчить французов, но мысль эта ни разу не приходила в голову ни Евгении, ни Наполеона, окруженным льстецами и лицемерами.
Следующий день после преступления был страшным днем; но все совершилось тайком от народа, и газетам было запрещено упоминать о распоряжениях правительства. Бросим беглый взгляд на бесчисленные приговоры, так как в них заключается основная причина настоящего падения Франции.
На всей территории государства, от Рейна до океана и от Немецкого моря до Пиренеев, началась неутомимая деятельность тайных агентов Людовика Наполеона.
Все недовольные и подозреваемые были арестованы — кто дома, кто на улице или в мастерской, многие же, не подозревая опасности, были взяты ночью и заключены в тюрьмы. Аресты совершались без суда и следствия, по одним депешам из Парижа, и несколько дней спустя все темницы были переполнены.
Хотя в процессе Орсини обвинялись только итальянцы, но правительство, желая избавиться от всех врагов, осудило множество французов на вечную ссылку в африканские степи или болотистую Гвиану. Гильотина неутомимо действовала, чтобы избавить темную личность, запятнавшую престол, от людей, казавшихся ей подозрительными.
Президентом законодательного корпуса в это смутное время был Морни. Министром внутренних дел Эпинас, принадлежавший прежде к иностранному легиону в Африке. Валевский, побочный сын Наполеона I, также занимал видное место. Прежний вахмистр Персиньи изо всех сил угождал императору, чтобы отблагодарить его за титул герцога, министра и пера Франции, а главное за наворованные миллионы.
Все эти люди, пользуясь благоприятными обстоятельствами, истребляли ненавистных им честных людей. Они представляли сборище разных проходимцев, искателей приключений и незаконнорожденных, которые отличаются большим жестокосердием от остальных смертных.
Трудно определить число арестованных, казненных и исчезнувших без следа. ^ Не подлежит никакому сомнению, что всякий, имевший хотя бы небольшое влияние, пользовался этим временем, чтобы избавиться от своих личных врагов. Тысячи невинных погибли в ссылке или заточении.
Каждая газета, делавшая хоть малейший намек на распоряжение правительства, преследовалась — издателя ее хватали без всякого суда и заключали в тюрьму.
Да, государство пало так низко, что газеты не смели заикнуться о проступках самого мелкого чиновника.
Министерство наняло множество людей, которые придирались к каждому слову издателей, наказывали ударами палок или вызовом на дуэль. Назовем некоторых из охранителей Морни: оба Дюрюи и Кассаньяк, считавшиеся «львами», «цветом тогдашней парижской молодежи».
Оба Дюрюи были сыновьями королевского наставника; но разве титул отца может прикрыть низость и жестокосердие сыновей!
Эти достойные парижские — «львы», прогуливаясь однажды по бульвару в обществе подобных себе, с дубинками в руках, бросились на несчастного писателя, осмелившегося упомянуть о подлости какого-то сановника.
Наполеон больше всех опасался одного человека и старался всеми силами подкупить его или сделать безвредным (первое иногда удавалось). Это был Эмиль Жирарден, сын бедной прачки и богатого знатного вельможи.
Фамилия матери не могла удовлетворить этого честолюбивого человека: силой принудил он своего отца усыновить себя, хотя знатный де Жирарден мало заботился о нем и еще менее желал дать ему свое имя. Ссора с отцом была первым шагом, выдвинувшим Эмиля, который вскоре сделался известным писателем и опасным врагом, наводящим ужас на Людовика Наполеона.
Эмиль написал книгу, где выставил самого себя и жестокого отца, имя которого он скрыл; сочинение это могло служить верным изображением тогдашних нравов, так как судьбу автора разделяли тысячи. Ведь не одни дворы изобилуют незаконными детьми; ими переполнен весь мир.
Следствием этой книги, произведшей сильное впечатление на публику, было то, что де Жирарден, которого Эмиль попугал продолжением, сдался и исполнил его желание.
Сын прачки получил наконец то, чего добивался: он сделался Эмилем де Жирарденом; успех книги ободрил его, и он написал еще несколько сочинений, а затем занялся изданием популярной газеты.
Правда, для распространения этой газеты и придания ей большего веса он употреблял не совсем честные средства; но мы оставим это в стороне, довольно и того, что имя его прославилось, и даже высокопоставленные лица льстили ему, стараясь всеми силами задобрить его.
Сам же он пользовался приобретенным преимуществом для одних только личных выгод, накоплял богатство и удовлетворял свое честолюбие. Людовик Наполеон попробовал столкнуть этого влиятельного человека, ставшего поперек его дороги; но денежные штрафы и тюремное заключение не могли заставить молчать Эмиля Жирардена. Он издавал новые газеты, и Наполеон увидел, что ему остается одно средство: подкупить его, осыпать наградами, удовлетворить его честолюбие, одним словом, привлечь на свою сторону.
Назначалась ли какая-нибудь реформа или объявлялась война, обязанностью Жирардена было воодушевить народ; лишь только этот писатель, знавший французскую нацию лучше самого императора, брал в руки перо, можно было поручиться за верный успех предприятия. Поэтому Наполеон льстил и всеми силами задабривал Жирардена, красноречие и влияние которого приносили ему большие выгоды. Наполеон, задумав начать войну с Австрией из-за Италии, поручил Жирардену приготовить к этому французский народ.
