Вошли два жреца, которые вели за собой коня. Это было красивое животное высотой с Аякса и чернее Гадеса. Шкура отливала голубым цветом, пока будущая жертва стояла в дверном проеме, омываемая светом луны. Но цвет оказался ярко-рыжим, что стало заметно, когда коня ввели в большой зал и поставили у центрального очага. На нем не было ни пятнышка другого цвета. Он стоял не месте, то и дело дергая головой, фыркая на толпу великих людей, уверенный в своем благородном происхождении и праве находиться среди них.
— Зевс, отец богов, великий правитель небес и земли, стань свидетелем торжественной клятвы, которую мы сейчас дадим, — громогласно объявил Тиндарей, разгоняя чары, будто насланные на собравшихся великолепным животным.
Спартанский правитель кивнул жрецам. Один из них отвел голову животного назад, проявляя осторожность, чтобы не испугать коня, другой быстро резанул ему по горлу. Сильный конский запах внезапно сменился запахом свежей крови. Ярко-красная жидкость, пульсируя, выливалась из открытой раны на каменный пол. Брызги отлетали на претендентов на Елену, которые наблюдали за всем происходящим.
Мгновение спустя безжизненное тело животного рухнуло в лужу собственной крови.
Жрецы встали на колени, чтобы разделать тушу. Они работали ловко, бросая куски конины каждому из окружавших их воинов, приказывая поставить ноги на части разрубленной туши. Вскоре от коня не осталось ничего, кроме головы и шкуры. Казалось, что шкура, лежавшая между священниками, как-то странно сжалась и изменила цвет.
Затем они поднялись на ноги и в молитве воздели руки к небу. Эперит поставил левую ногу на сломанную реберную кость, которую бросили ему, наблюдая за Тиндареем. Царь вновь оказался на передней части возвышения. На этот раз его сопровождал Агамемнон.
Эперит бросил взгляд на Одиссея. Кровавое жертвоприношение вызвало у молодого воина благоговейный трепет, мышцы лица напряглись, но сын Лаэрта просто улыбнулся ему и подмигнул. Юноша поразился его невозмутимости, даже безразличию. Похоже, царевичу было даже забавно. Но молодой воин больше не мог его рассматривать, так как снова заговорил Тиндарей.
Держа посох перед собой, он спросил собравшихся, клянутся ли они защищать мужа Елены против любого человека, который захочет заполучить ее для себя. Тиндарей говорил просто и кратко, не было никакой долгой и витиеватой речи, поскольку греческий воин всегда подчиняется духу клятвы — даже такие типы, как Одиссей, способный играть словами и путать их, словно былинки. Все ответили согласием. Так и была дана судьбоносная клятва.
Мгновение спустя один из священнослужителей хлопнул в ладоши, и в зал вбежало множество слуг с сосудами с водой, чтобы вымыть пол. Другие рабы принесли чаши с водой для мужчин, которые давали клятву, чтобы они могли смыть кровь с тел. Вскоре все уже снова сидели, а на столах перед ними оказались еда и вино. Затем встал Агамемнон и снова забрал посох у Тиндарея.
Начался военный совет.
Глава 21
Одиссей и Пенелопа
Опасаясь, что ее двоюродная сестра уже слишком стара для брака и останется чуть более, чем служанкой при своем требовательном отце, если Клитемнестра ее не подтолкнет в нужном направлении, жена Агамемнона согласилась на план Дамастора. Она тут же приготовила мазь для этой цели, передала ее Неэре и велела втереть в одежду и Одиссея, и Пенелопы, а вскоре после этого как-то организовать их встречу. Клитемнестра заверила рабыню: если они будут вместе, когда мазь начнет действовать, то не смогут устоять друг перед другом.
Когда Неэра спросила, как наносить мазь на одежду царевны, Клитемнестра вручила ей пузырек, заполненный приятно пахнущей жидкостью.
— Передай это рабыне Пенелопы, Актории, — давала указания Клитемнестра. — Это легкий яд. Добавь ей в питье, и она сляжет на несколько дней. Затем ты можешь предложить занять ее место, и у тебя появится масса возможностей втереть мазь в одежду Пенелопы, а затем помогать ей одеваться.
Так Неэра смогла подготовить одно из простых шерстяных платьев, которые предпочитала Пенелопа, и выложить его на кровати царевны, пока та принимала ванну в соседнем помещении. Довольная тем, что первая часть плана выполнена, служанка взяла мягкую щеточку и отправилась растирать хозяйку, которая лежала, вытянувшись в горячей воде. Ее наготу прикрывали лишь несколько клубов пара. Только грудь и живот оставались природного розоватого оттенка, остальное же тело оказалось загорелым, почти как у простой рабыни. От этого Неэра неодобрительно нахмурилась. Служанка мерила всех по стандартам Елены, а та не появлялась на солнце, чтобы сохранить белизну кожи. Но, казалось, что двоюродную сестру знатной красавицы это совершенно не волнует.
— Не нужно тереть так сильно, — сказала Пенелопа и вышла из ванны. Капли, стекающие с ее тела, падали на каменный пол. Неэра сразу же принялась вытирать ее тело. — Ты так же сильно трешь Елену? Она говорила мне, что у тебя очень нежные руки.
Дело в том, что Неэра нервничала. Вначале Клитемнестра, а потом Дамастор убеждали ее в необходимости отправить Пенелопу на пир одновременно с Одиссеем. Стражник сам собирался наносить колдовскую мазь на тунику господина и обеспечить его появление у двустворчатых дверей большого зала как раз перед подачей еды гостям. Служанке следовало то же самое проделать с Пенелопой, иначе Одиссей отреагирует на первую женщину, которую увидит. Но если не убедить Пенелопу немного поторопиться, то они ужасно опоздают.
— Дай мне его, неловкая девка, — сказала Пенелопа, отбирая у рабыни полотенце и вытираясь сама. — Принеси мне мое лучшее платье — пурпурное. Сегодня хочется появиться в другом наряде.
— Но, госпожа… — заикаясь, начала Неэра.
— Хватит хлопать ушами, Неэра! Оно лежит в корзине у стены. Давай побыстрее. Неси его мне.
Почему сегодня вечером Пенелопу вдруг начало волновать то, что она наденет?! Рабыня пробежала мимо приготовленного ею платья и начала рыться в большой плетеной корзине у стены, постоянно думая о том, что делать. Осталось недостаточно мази, и в любом случае не имелось времени, чтобы ее втирать. Затем, как раз когда Неэра нашла в корзине аккуратно сложенное платье, рабыня услышала, как хозяйка заходит в комнату, шлепая босыми ногами.
— Давай! Я вытерлась, — сказала Пенелопа, вытягивая руки, чтобы рабыня надела платье на ее голое тело.
Служанка встала, прижимая платье к груди, но в это мгновение почувствовала, как оно зацепилось за один из торчащих прутиков, и порвалось.
— О, госпожа! Простите меня! — воскликнула девушка, и у нее на глаза навернулись слезы. Служанка была поражена, поняв, что ее неловкость решила проблему.
