— Ну, остальное теперь плевое дело! — воскликнул Бернардо в восхищении. — С этой нитью в руках я берусь с помощью Тахеры и вас, — прибавил он, обращаясь к сыщику, — разыскать наших преследователей. Что скажете теперь о наших американских растреадорах, господин Боном?
— Сударь, — сказал сыщик с достоинством и полной откровенностью, — я преклоняюсь перед вами и признаю себя побежденным в этом деле, но я постараюсь доказать, что и в Париже живут не одни дураки.
Лупер не умер, он даже не был ранен.
Пуля, направленная прямо в сердце бандита, неминуемо его убила бы, если бы толстый бумажник, набитый банковыми билетами, которые он за два часа перед тем получил от Майора, не послужил ему панцирем, спасши ему таким образом жизнь. Однако удар был так силен, что бандит, потеряв мгновенно сознание, упал на паркет, увлекая за собой стол, со стоявшей на нем закуской и стаканами.
Когда он пришел в себя, было около пяти часов утра.
Не сразу сообразил он, в чем дело и что с ним произошло. Но когда память к нему вернулась, он вскочил, как ужаленный, и бросился искать Люси по всему дому. В первую минуту он вообразил, что она где-нибудь спряталась, но когда он убедился, что она спаслась, им овладел припадок настоящего бешенства. Тогда ему захотелось бежать в отель де Валенфлер и силой овладеть девушкой, которая с таким мужеством сумела защитить себя; он придумывал всякие способы почувствительнее ей отомстить, но боль контузии в сердце наконец взяла верх над остальным, и он разделся, чтобы посмотреть, не ранен ли? Когда он вынул бумажник из бокового кармана, то нашел в нем пулю, застрявшую между подкладкой и стенкой его.
— Вот так счастье! — воскликнул он с радостью. — Еще на волос бы дальше, так и конец. Однако, что же это со мной? Какая адская боль!
Он снял поскорее жилетку и расстегнул рубашку.
Тогда он увидал слева, против самого сердца, черный кровоподтек, величиной в серебряную пятифранковую монету.
Лупер открыл маленький шкаф, в котором у него хранилась маленькая аптека. Достав какие-то снадобья, он стал их мешать, тереть, толочь. Потом, взяв кусок лайки, он намазал на него приготовленную мазь, приложил к контуженному месту, прикрепил этот пластырь бинтами, оделся, прилег на диван и вскоре уснул.
Он, вероятно, проспал бы до вечера, но около двенадцати часов дня его разбудил сильнейший звонок в передней.
— Кого это черт несет? — пробормотал он спросонья. — Кто бы это мог быть?
Невидимая рука опять стала дергать звонок с удвоенной силой.
— Это свои, — продолжал он размышлять, — надо впустить.
И приподнявшись на диване, надавил на скрытую в стене пружину, с помощью которой он мог, не вставая с места, отворять входную дверь.
Послышался шум шагов, и Филь-ан-Катр вошел в комнату в сопровождении Себастьяна.
Не трогаясь с места, Лупер сделал им знак сесть и, обращаясь к Филь-ан-Катру, спросил:
— Что нового?
Но прежде чем передавать ответ Филь-ан-Катра, мы возвратимся к тому моменту, когда, связанного по рукам и ногам Тахерой, Вильяме Фильмор увез его и запер в своей квартире.
Он пролежал в какой-то темной каморке всю ночь, стараясь сообразить, что с ним случилось и где он находится.
Первая мысль, пришедшая ему в голову, была та, что его арестовали полицейские сыщики и что он находится в части или в полицейской префектуре.
Однако, несмотря на тревожные думы, он уснул крепчайшим сном. Около двух часов ночи он был грубо разбужен.
Не успев опомниться, почувствовал, что его закутали с головой и, тщательно связав, понесли куда-то.
— Что ж это такое? — подумал он. — Стало быть, это не полиция меня поймала? Черт возьми, это, пожалуй, еще хуже. Куда же это меня тащат? Верно, хотят со мною покончить!
Но опасения Филь-ан-Катра не сбылись. Через полчаса, его, наконец, поставили на ноги, раскутали, и он увидал себя в прекрасно меблированном кабинете, где сидел американец Вильям Фильмор, которого он не знал. Возле него стояли три рослых человека.
Мистер Фильмор предложил ему на выбор: выдать тех, для которых он работал, рассказав все, что он знает, и затем, поступив на службу к нему, мистеру Фильмору, продолжать, будто бы работать для тех, которые подослали его на улицу Фонтен с целью убить Бернардо; за это он предлагал ему свободу и десять тысяч франков. В случае же несогласия со стороны Филь-ан-Катра, он его передавал в руки трех мрачных тут же стоявших мужчин, изучивших в совершенстве всевозможные способы заставлять людей говорить против их воли.
Филь-ан-Катр ни минуты не усомнился в том, что действительно с ним поступят так, как было объявлено, но все-таки он не захотел выказать малодушия, согласившись немедленно, и потому стал ломаться, как бы не решаясь изменять прежним товарищам.
Американцу эта комедия надоела.
— Хорошо, — сказал он. — Так как этот бездельник над нами смеется, то покажите ему, с кем он имеет дело, стяните ему пальцы рук так, чтобы из-под ногтей выступила кровь, это, надо полагать, отнимет у него охоту ломаться.
Два человека схватили мгновенно Филь-ан-Катра, и в то время как они его держали, не давая возможности пошевельнуться, третий, связав ему руки вместе, обмотал два больших пальца около ногтей тонкой голландской бечевой и быстрым движением затянул их.
Филь-ан-Катр испустил страшный, хриплый крик. Боль была ужасная.
— Черт вас всех побери! — заорал он, корчась от страшной боли. — Оставьте меня, что вам от меня надо?
— Хочешь говорить?
— Конечно, хочу! Вот вопрос! Не дожидаться же мне, пока вы меня совсем убьете!
И Филь-ан-Катр рассказал обо всем, с той минуты, как незнакомый буржуа на мосту Гренель едва не бросил его в воду, а потом нанял с тем, чтобы он выслеживал его самого, мистера Фильмора, имени которого Филь-ан-Катр не знал. Потом он рассказал, как Лупер свел его к господину Ромье-безрукому, который вошел через него в переговоры с его гренельским буржуа. Потом он рассказал, как его с Ла-Дешом послали в улицу Фонтен, чтобы убить Бернардо, которого он также по имени не знал.
— Теперь слушай! — сказал ему Вильям Фильмор. — Я тебе дам две тысячи франков сейчас и восемь тысяч, когда дело будет кончено. Вот в чем дело.
И американец с полчаса передавал ему свои приказания и закончил следующими словами:
— Смотри не вздумай меня обманывать, я тебя на дне моря найду, и тогда эти господа, — он указал на стоящих трех человек, — не оставят на твоем теле ни клочка живой кожи. Берегись!
— Была мне охота вам изменять для них! Вы платите по-барски, а они трясутся над каждым франком! Будете мною довольны. Одно слово — угожу!
