Донья Анита и ее отец исчезли так таинственно, что французы, не знакомые с приемами индейцев и совершенно не умеющие находить следы в пустыне и идти по ним, совсем растерялись и не знали, что предпринять для розыска пропавших.
Граф де Лорайль твердо рассчитывал на опытность Орлиной Головы и на отвагу его воинов, чтобы поскорее вызволить асиендадо из плена.
Он самым подробным образом объяснил охотникам, чего ожидает от их снисходительного согласия, и вполне надеялся, что после этого не встретит отказа.
На рассвете Орлиная Голова разделил свой отряд на четыре части и разослал их в четыре стороны от асиенды, поставив во главе каждой опытного воина.
Команчи осмотрели каждый куст, каждую звериную тропу, приложили все свое искусство ведения разведки, в необычайной степени развитое у индейцев. Все было напрасно.
Один за другим вернулись на асиенду индейские отряды, ничего не обнаружив. Они обшарили всю местность вокруг миль на восемьдесят, но следы отца и дочери как в воду канули. Нам известно, что последнее образное выражение следовало в данном случае понимать почти буквально, так как дон Сильва и донья Анита были увезены из асиенды по воде, которая следов не хранит.
— Вы видите, — заметил графу Весельчак, — что мы сделали все, что возможно было сделать из любви к ближнему, чтобы освободить из плена ваших друзей. Теперь ясно, что похитители увезли их на далекое расстояние по реке, не выпуская на берег. Кто может сказать, где они находятся сейчас? Краснокожие передвигаются быстро, особенно, когда они убегают от преследования. Они теперь далеко впереди нас, это доказывает неудача самых тщательных поисков. Надеяться догнать их — безумие. Позвольте теперь нам проститься с вами. Быть может, во время скитаний по прерии нам удастся собрать сведения, которые впоследствии будут вам полезны.
— Я не хочу более злоупотреблять вашей снисходительностью по отношению ко мне, — с чувством ответил граф. — Ступайте куда и когда вам угодно, мсье, но примите заверения в моей искреннейшей благодарности и верьте, что я был бы счастлив, если бы мог проявить ее не одними словами. Кроме того, я и сам хочу покинуть завтра колонию. Быть может, мы встретимся в пустыне.
Утром, при восходе солнца, охотники и команчи вышли из крепости и углубились в прерию.
Вечером Орлиная Голова приказал остановиться и развести костры на всю ночь.
После ужина, в то самое время, когда все уже собирались предаться сну, он вдруг велел глашатаю сообщить вождям, чтобы они собрались на совет.
— Бледнолицые братья пусть сядут с вождями, — сказал Орлиная Голова, обращаясь к канадцу и французу.
Оба они молча поклонились и сели перед костром, вокруг которого уже сидели сосредоточенные и безмолвные вожди, ожидая, что сообщит им великий сахем племени.
Когда Орлиная Голова занял место, он дал знак хранителю священной трубки.
Хранитель священной трубки вышел на середину круга, благоговейно неся в руках священную трубку. Эта трубка была украшена перьями и увешана бесчисленным множеством побрякушек. Она была сделана из белого камня, который можно найти только в Скалистых горах.
Трубка была набита и зажжена.
Хранитель священной трубки, войдя в круг, четыре раза наклонил трубку в направлении четырех главных ветров, низким голосом пробормотал таинственные заклинания, призывая на совет благодать Ваконды, Владыки Жизни, и отгоняя от вождей злое влияние первого человека.
Затем, держа в руке дымящийся конец трубки, он протянул ее мундштуком к Орлиной Голове и произнес высоким, звучным голосом:
— Отец мой — первый сахем могучего племени команчей, на нем почила мудрость, но время еще не убелило волос его и мысли в голове его не заледенели. Как все люди, отец мой не закрыт от ошибок, пусть подумает он прежде, чем сказать слово. Слова, вытекающие из его груди на губы, должны быть такими, чтобы команчи не могли изменить их.
— Хорошо сказал сын мой, — ответил сахем.
Он взял трубку и несколько раз молча затянулся, затем передал ближайшему соседу.
Трубка обошла таким образом круг, каждый участник совета затянулся несколько раз. При этом никто не проронил ни слова.
Когда все покурили из священной трубки и весь табак выгорел, хранитель священной трубки вытряс пепел на левую ладонь, бросил его в костер и громко воскликнул:
— Вот вожди сошлись на совет. Речи их священны. Ваконда услышал нашу молитву, он принял ее. Горе тому, кто забудет, что только совесть должна быть его руководительницей.
Эти слова он произнес громким голосом, величественно простерев руку, и после этого вышел из круга. В последний раз он оглянулся на вождей, сидевших возле костра и опять, на этот раз тихо, хотя и отчетливо, проговорил:
— Как пепел, который я бросил в костер, исчез навсегда, так и слова вождя должны быть священны и никогда не выйти из круга совета сахема. Пусть говорят отцы мои, совет начался.
После этого хранитель священной трубки удалился. Его слова еще звучали в ушах, как голос свыше, когда поднялся Орлиная Голова, окинул взглядом собравшихся воинов и начал речь такими словами:
— Вожди и воины команчей! Много лун протекло с тех пор, как сахем покинул селения своего племени, и много лун пройдет, прежде чем всемогущий Ваконда даст ему сесть у огня совета великих сахемов команчей. В жилах его всегда текла красная кровь, и сердце его никогда не было обернуто кожей для братьев его. Слова, поднимающиеся из груди его, внушены ему Великим Духом, который видит любовь его к братьям команчам. Племя команчей могуче, оно царит над прериями. Земли охоты его покрывают всю землю. Зачем вступать ему в союз с другими племенами, чтобы мстить за их обиды? Разве царственный ягуар позволяет скрываться в своем жилище подлому шакалу, разве осмеливается сова класть яйца свои в гнездо орла? Зачем племя команчей пошло по тропе войны рядом с собаками апачами? Апачи — женщины, распутницы и предательницы! Сахем благодарит братьев своих, что они не только разорвали союз с апачами, но еще помогли ему сразить их. Но теперь сердце опечалилось, туман ложится на душу его, так как вождь должен расстаться с братьями своими. Примите его прощальное слово. Пусть Насмешник заменит его. Вдали от детей своих он всегда будет ходить, как во мраке; как бы ни были горячи лучи солнца, они не согреют его. Вождь сказал. Так ли сказал он, могучие мужи?
Орлиная Голова сел и закрыл лицо свое краем плаща. Ропот скорби пронесся по собранию.
Воцарилось молчание. Насмешник как будто вопрошал взглядом других вождей. Наконец он поднялся и обратился к сахему с ответом.
— Насмешник молод, — начал он, — ум его ясен, но он не имеет великой мудрости своего отца. Орлиная Голова — возлюбленный сахем Ваконды. Для чего Владыка Жизни поставил его вождем среди воинов его племени? Разве для того, чтобы он все время покидал их? Нет! Владыка Жизни любит команчей, своих детей, он не хочет этого! Воинам нужен вождь мудрый и опытный, чтобы руководить ими на тропе войны и наставлять их у огня совета. Голова отца моего седеет, она будет наставлять и вести воинов. Насмешник не может сделать этого, он молод, опыта у него нет. Куда пойдет отец мой, туда последуют за ним и дети его, чего захочет отец мой, того пожелают и дети его. Но пусть не говорит он, что оставит их! Пусть рассеет он облако, омрачившее их дух, дети сахема умоляют его, Насмешник говорит за них. Сахем взрастил его, он возлюбил его, он воспитал его и сделал воином. Я сказал. Вот мой вампум. Так ли я сказал, могучие муха?
