встречал городских обитателей, говорил: «Помните, что кроме защиты веры вы взялись за оружие ради своей страны, жен, девиц и детей; сражайтесь доблестно, чтобы спасти их от позора, которым их стращают неверные; их и ваша свобода, ваша кровь, ваша честь и ваша судьба – все в ваших руках и зависит от вашей храбрости». Воодушевленные жители уже готовы были разглядеть небесное знамение – на крыше церкви Св. Иоанна появилась фигура с развевающимся знаменем, в которой тут же опознали самого Иоанна Предтечу, вдохновлявшего людей на битву. Однако «Креститель» оказался французским поваром одного из приоров, избравшим сие место для безопасной демонстрации своей доблести, за что был, в результате всеобщего разочарования, немедленно обвинен в подаче сигналов врагу и чуть не разорван на куски.
Атака турок происходила под бдительным оком султана, которому построили возвышение для наблюдения. Христиане отбивали их камнями, кипящим маслом, прокалывали копьями. Наиболее критическое положение сложилось на английском посту – наиболее поврежденном. Аббат Верто пишет: «Великий магистр сам бежит туда, его присутствие воодушевляет рыцарей, но и надежда на добычу воодушевляет турок. Никогда еще они не показывали такого рвения в бою; они карабкались на обломки стен под градом пуль, дротиков и камней; ничего не могло остановить их… Рыцари сбрасывают турок с бреши в ров, отталкивают лестницы, а городские пушки учиняют такое кровопролитие, что турки отступают и готовы уже прекратить приступ. Но лейтенант командующего, возглавлявший приступ, офицер, высоко ценимый солдатами за свою редкостную доблесть, останавливает их и ведет в атаку, сам первый забирается на брешь и устанавливает там знамя. К счастью для осажденных, ядро, выпущенное с испанского поста, сносит его и сбрасывает в ров. Можно было бы подумать, что его смерть охладила пыл воинов – но жажда мести наполнила их обратным чувством и наполнило сердца гневом и яростью; они идут прямо на опасность, желая умереть, но при этом убить христианина. Но весь их напор не может заставить рыцарей отступить даже на единый шаг. Священники, верующие старики и даже дети решают разделить опасность и отражают врага камнями, кипящим маслом и горючими материалами. Им не уступали и женщины, чья храбрость была равна воинской; некоторые погибли, защищая мужей и детей. Историки упоминают гречанку чрезвычайной красоты, жену офицера, командовавшего этим [т. е. английским] бастионом, который был только что убит. Потрясенная смертью любимого и намереваясь не пережить его, она поцеловала двух своих детей от него и, перекрестив их лбы, сказала со слезами на глазах: „Лучше вам, дорогие мои дети, умереть от моих рук, нежели от безжалостного врага или быть использованными в позорных удовольствиях, более мерзостных, нежели сама смерть“. После, вдохновленная яростью, она берет нож, перерезает им горла, предает их тела огню, надевает доспехи офицера, еще запятнанные его кровью, берет его меч, бежит к бреши, убивает первого попавшегося турка, ранит еще нескольких и умирает, сражаясь с храбростью, которую имеют только самые храбрые офицеры и наиболее решительные солдаты».
Эту историю сохранил для нас очевидец осады, судья Якоб Фонтанус в своей книге «De bello Rhodio», не приводя, однако, имени героини. Память об этой женщине – Анастасии – жила у родосских греков веками. После присоединения Родоса к Греции в 1948 г. в ее память во дворе дворца Великих магистров была установлена мраморная мемориальная доска, где на двух языках, латинском и греческом, приведен отрывок из книги Фонтануса с описанием ее подвига.
Посмотрим, что творилось на других участках штурма. Против башни Испании ага янычар повел своих воинов на штурм, но большинство из них пали от орудийного огня христиан. Тем не менее янычары залезли на стены, пользуясь лестницами и телами павших соратников, и установили 30 своих знамен. Такой легкий успех объяснялся тем, что испанские рыцари отправились на подмогу итальянским собратьям, оставив на посту лишь нескольких часовых. Турки затем взяли саму башню испанского поста, вырезали пушкарей и воздвигли свои знамена, сбросив орденские. Магистр подверг башню Испании обстрелу с овернского бастиона и послал командора Бурбона отбить башню, что тот и сделал. Ага послал подкрепления, магистр пришел сам; бой продолжался 6 часов. Л’Иль-Адан, боясь, что люди не выдержат, привел туда нескольких рыцарей с 200 воинами из форта Св. Николая. Свежие войска погнали янычар, победа осталась за родосцами. Генеральный штурм был отбит с потерями для турок в 15 000-20 000 человек. Потери христиан тоже были велики: кроме горожан и простых воинов пало много рыцарей, в числе коих командор Романьи рыцарь Фреснуа, командор Св. Камиллы прованского «языка», овернец Оливье де Трессак, брат Питер Филипс – чиновник магистра. Рыцарю Жану ле Ру Парниду оторвало ядром руку, которой он убил 7 турок. Многие были ранены. Ужаснее всего был счет потерь английского «языка» – все его рыцари погибли или были настолько тяжело ранены, что уже не способны к бою. Потери были возмещены за счет рыцарей семи прочих «языков». Джон Смит перечисляет героев-англичан: «К несчастью, численность английских рыцарей не записана, но, поскольку они удерживали один из главных бастионов во время осады Родоса, можно предположить достаточное их количество. Известны следующие, которые, за исключением двух или трех, все пали: Джон Бак, столп ордена; Николас Хасси, командир английского бастиона; Уильям Онаскон, начальник английского поста обороны; Томас Шеффилд, командир обороны боковых ворот во дворец магистров (т. е. ворот Св. Антония. – Е. С.); Николас Фарфен из штата Великого магистра (вероятно, один из выживших, т. к., видимо, позже плавал на Крит за подмогой и вином. – Е. С.); Генри Мэнсел, Уильям Уэстон, Джон Рэнсон, Уильям Уэст, Джон Бэрон, Томас Пембертон, Джордж Эсфелд, Джон Лоту, Фрэнсис Бюе, Жиль Розел, Джордж Эмер, Майкл Ру, Николас Юсел, Отто де Монтселли и Николас Робертс».
Султан обвинил в провале Мустафу-пашу и приказал расстрелять его из луков на виду у всего войска; в последний момент, когда тот уже был привязан к столбу, Пери-паша приостановил исполнение приказа султана и, бросившись к ногам Сулеймана, молил простить Мустафу. Известно, что Пери-паша был учителем и воспитателем султана, поэтому имел на него определенное влияние, однако султан на сей раз был настолько разъярен вмешательством своего наставника, что распорядился предать смерти и его. Тут уж все остальные полководцы повалились в ноги Сулеймана, единодушно моля пощадить приговоренных, в случае смерти которых все предприятие могло пойти прахом. Сулейман, придя в себя, простил обоих, но, не желая терпеть более Мустафу около себя, отослал его в Каир на чиновничью должность. Более того, он уже и сам подумывал было о том, чтоб снять осаду, но тут к нему явился
