Они продолжали движение вперед. Торгрим ожидал, что Арнбьерн вот-вот отдаст команду выстроить стену щитов, но тот медлил. На расстоянии ста ярдов Торгрим разглядел впереди столы.
Только теперь навстречу им выступила горстка людей. Не вооруженный отряд, их было всего пятеро или шестеро, да и шли они совсем не так, как идут в бой. Торгрим вгляделся пристальнее. Глаза у него были уже не те, что раньше, но он был уверен, что возглавляет группу женщина.
До них оставалось пятьдесят ярдов, когда Арнбьерн поднял руку. Шеренга остановилась в ожидании, пока к ним приблизится небольшая группа людей. Теперь Торгрим уже не сомневался, что впереди идет женщина. Он перевел взгляд с нее на лагерь. Но это был не лагерь. Не был он и стеной тяжеловооруженной пехоты, или каким-либо оборонительным редутом крепости, или поминальной тризной. Это было торжественное пиршество.
Неимущ, я мощным
Заморочил чашу
Шеи, в завидущи
Очи пыль забросив.
Сага о союзниках
Торгрим Ночной Волк смотрел, как к ним приближается небольшая группа. Подавшись к Харальду, он сказал ему вполголоса: — Если они не говорят на нашем языке, тебе придется переводить. А если говорят, притворись, будто не понимаешь их наречия.
Харальд согласно кивнул. А Торгрим не сводил глаз с женщины. Было в ней нечто знакомое, но она находилась еще слишком далеко, чтобы он мог судить с уверенностью. Арнбьерн шагнул вперед, и, хотя он и не приглашал их следовать за собой, Хроллейф и Ингольд оставили своих людей и присоединились к нему. Торгрим повернулся к Харальду и кивнул в их сторону. Они с Харальдом вышли из строя, чтобы встать рядом с остальными предводителями. Торгрим понимал, что им может понадобиться Харальд. А еще, если уж быть совсем откровенным, он хотел быть в курсе происходящего. Он не желал оставлять Арнбьерна в покое.
Только теперь Торгрим получил возможность получше рассмотреть идущих им навстречу людей. Мужчина и женщина, хорошо одетые. Не совсем так, как одеваются особы королевской крови, но похоже. Принять их за слуг было нельзя. За ними шли четверо солдат, но они были легко вооружены лишь копьями и щитами, словно являлись церемониальной стражей, а не воинами, идущими в бой.
До них оставалось не более двадцати футов, когда Торгрима, словно молния, пронзило чувство узнавания, и он замер, не веря своим глазам.
Морриган!
Он всмотрелся еще раз. Да, это была она, вне всякого сомнения. Когда он видел ее в последний раз, она была беглой рабыней из Дуб-Линна, грязной и изможденной. Тогда она помогла бежать ему самому, Орнольфу, Харальду и остальным. Корона. И то, что Харальд попал в заложники, было делом ее рук. Почти все недолгое время пребывания Торгрима в Ирландии было неразрывно связано с воспоминаниями о Морриган.
Она остановилась в пяти футах от Арнбьерна, и мужчина рядом с ней и солдаты за их спинами последовали ее примеру. Теперь Торгрим узнал и мужчину, они уже дрались с ним когда-то под Тарой. Хороший воин, если память ему не изменяет, а вот имени его он не запомнил.
Морриган обвела взглядом стоявших перед нею мужчин. На ее лице не было и следа узнавания, но ведь Торгрим и Харальд оба были в шлемах. Он надел шлем с защитной планкой для носа, а Харальд — с железными наглазниками, так что ничего удивительного в том, что она не узнала их, не было.
— Добро пожаловать, — сказала она. По-норвежски Мор- риган говорила настолько безупречно, что временами Тор- грим забывал, что сама она ирландка. — Добро пожаловать в Тару.
Быть может, всему виной ее голос, быть может, теплое приветствие — последнее, чего кто-либо из них ожидал, — но Торгрим вдруг почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, как если бы он перебрал меда или смотрел на бродячих актеров, разыгрывавших нелепое представление.
Этот голос! Мягкий и одновременно властный, мелодичный ирландский акцент в норвежских словах, сталь, обернутая бархатом. Торгрим вдруг снова оказался в той комнате в Дуб-Линне, которая служила им тюрьмой. Харальд, умирающий от лихорадки, вспыхнувшей после полученного им в бою ранения, Морриган со своей корзинкой с травами и снадобьями и потайным отделением на дне, в котором она спрятала кинжалы.
Он крепко зажмурился, потом вновь открыл глаза, заставляя себя вернуться в настоящее, каким бы невозможным оно ему ни представлялось.
Морриган повела рукой в сторону мужчины рядом с собой. Высокий и хорошо сложенный, он производил впечатление человека, привыкшего повелевать. Или, пожалуй, человека, пытающегося выглядеть более могущественным, чем был на самом деле.
— Это — Фланн мак Конайнг, тот, кто правит Тарой. Я — его сестра, Морриган ник Конайнг. Мой брат не говорит на вашем языке, а я, как вы сами видите, говорю, и потому, с вашего позволения, буду переводить.
Арнбьерн окинул ее внимательным взглядом, потом огляделся, словно в поисках разгадки этой непонятной головоломки. Наконец он махнул мечом в сторону шатров, палаток, столов и людей, расставляющих на них угощение.
— Что все это значит? — пожелал узнать он.
Торгрим улыбнулся. Пусть и помимо воли, но он не мог не восхититься тем, как Морриган умело создала столь абсурдное положение. Он мельком подумал, а не станет ли Арнбьерн хныкать, словно обиженный ребенок: «Мы пришли сюда, чтобы разграбить это место, а теперь вы пытаетесь накормить нас? Это нечестно!»
Морриган повернулась к Фланну и что-то негромко сказала ему. Тот ответил, и Морриган вновь обратилась к Арнбьерну:
— Мой господин Фланн говорит, что желает оказать вам радушный прием. Вы намного сильнее и могущественнее нас, и он не хочет воевать с вами.
Харальд подался к Торгриму и прошептал ему на ухо:
— Не думаю, что Фланн сказал именно это.
Торгрим едва заметно кивнул. Он ничуть не удивился бы, если бы узнал, что решения здесь принимает Морриган и что мужчина, которого она представила как своего брата, служит лишь такой же декорацией или ширмой, как и солдаты за их спинами. Он вновь перенес все внимание на Арнбьерна, который снова выглядел сбитым с толку ответом Морриган, как и мгновением ранее, до того, как она постаралась просветить его.
— Мы пришли сюда не для того, чтобы пировать с вами, — сказал он. — Мы… мы не развернемся и не уйдем отсюда только потому, что вы выставили перед нами угощение.
Морриган притворилась, будто вновь совещается с Фланном. После того, как они пришли к какому-то соглашению, она вновь заговорила, и голос ее обладал такой властностью, что ее с лихвой хватило бы для них обоих, для нее и для Фланна.
