Они медленно ехали по людным улочкам, и Урсула не переставала удивляться тому, что видела. Самым впечатляющим зрелищем была труппа заморских дрессированных зверей, о которых она много слышала, но ни разу не видела. Звери назывались обезьянами. Они были наряжены в шуточные костюмы и выполняли разные смешные трюки. Хозяин животных, темнокожий человек родом из далекой провинции под названием Африка, тоже был одет в экзотические одежды таких цветов, о существовании которых Урсула и не подозревала. Мужчина пел странные песни, под которые обезьяны и показывали представление.
Королевский кортеж остановился перед огромным механизмом, который сам играл музыку. В машину был впряжен ослик, ходивший по кругу. К ним подошел мужчина, говоривший на необычном латинском диалекте. Он и объяснил им, как работала машина. Сложная система мехов продувала воздух сквозь трубы, установленные рядами наверху. Эти трубы издавали оглушительной силы звуки. Далее, не менее сложная система рычажков и воротов заставляла двигаться молоточки и колокольчики, которые формировали основу музыкального механизма.
Когда они отъехали в сторону и резкие негармоничные звуки стали доноситься тише, Юлия сказала: «Удивительное в этом — сама машина, но никак не то недоразумение, которое она издает!»
— Ты права. Музыка получается ужасной, — отозвалась со смехом Урсула. — Но то, как работает механизм, — просто чудо!
Куда бы они ни шли — везде продавались чудные товары, которых они ни разу не видели раньше.
Особенно привлекали изделия из стекла, которыми Кельн по праву гордился и славился. Принцесс окружало столько всего интересного, что они спешились и, в сопровождении своего эскорта, удерживавшего толпу зевак на расстоянии, продолжили путь пешком. Стараясь ничего не пропустить, они шли очень медленно, постепенно приближаясь к императорскому дворцу, расположенному в самом центре города.
Принц Йовин устроил им прием по всем правилам. Урсула уже встречалась с ним однажды, когда он был еще мальчишкой лет двенадцати. Она его почти не помнила, потому что самой тогда было не больше восьми. Когда он вышел из-за колонны в сопровождении епископа Клематия, Урсула была приятно удивлена, увидев, что юноша, с которым она обменялась приветствиями, высок, рыжеволос и хорош собой. Более того, с самого начала стало понятно, что этот принц получает огромное удовольствие от общения с принцессами и особенно с ней, Урсулой. Им не пришлось его долго упрашивать, чтобы он приказал начать приготовления к охоте у холмов Таунуса.
Урсула очнулась от воспоминаний о трех идиллических днях и услышала, как Йовин ответил на ее тост на латыни:
— А теперь я поднимаю бокал за Британию! Пусть на ее земле никогда не прекратят рождаться такие замечательные женщины!
Ее улыбка постепенно исчезла, и она вернулась к мыслям о Первом Легионе и о доме. Урсула опустила свой бокал и встала.
— Пойду посмотрю, как там Быстрая, — тихо сказала она и, встав, направилась к лесному ручейку неподалеку, возле которого паслись их кони.
— Я с тобой, — сказал Йовин и живо вскочил на ноги. — В наших землях полно зверей, и тебе не стоит ходить одной.
Не успела она его остановить, как он подхватил ее под руку и повел к деревьям. Она оглянулась на Юлию и Фаустину и заметила, что они обменялись хитрыми улыбками. Она показала язык, глядя на них через плечо, и это заставило их захихикать.
— Как думаешь, когда Первый Легион Афины отправится в свое путешествие на юг? — спросил он.
— А? Что? — переспросила она растерянно. Ей нравилось идти с ним рука об руку по травяному ковру с пятнами солнечных лучей, прорывавшихся сквозь густые кроны деревьев. Она пребывала в приятной истоме.
— Ну, ладно. Я спрошу прямо… — Он остановился и развернул ее лицом к себе. — Когда ты уезжаешь?
— Я… я не знаю. Нам вообще-то надо вернуться в Новиомаг как можно быстрее.
— Почему бы тебе не отправить туда Юлию и Фаустину, а самой немного задержаться? — Он схватил ее за плечи и приблизился к ней. Урсула попыталась отступить, но позади оказалось дерево, и она, уткнувшись в него спиной, оказалась прижатой к стволу.
— Но… но я не могу, — залепетала она. Она внезапно поняла, к чему он клонит.
— Почему? — Он поднял рукой ее подбородок и приблизил ее губы к своим. — Ты же знаешь, что хочешь этого не меньше меня.
Она попыталась увернуться от его приближавшегося лица, но он еще сильнее сжал пальцы, которыми держал ее подбородок. Она могла лишь сильнее вжаться в ствол дерева.
— Я хочу, чтобы ты осталась в Кельне и…
Его губы почти коснулись ее губ. Она чувствовала на лице его горячее дыхание.
— Остановись! Больше ни слова! — закричала она. Он нервно оглянулся через плечо, чтобы проверить, не слышали ли ее крик в лагере.
— А теперь, пожалуйста, отпусти меня, — произнесла она сквозь сжатые зубы.
Он, оценив взглядом выражение ее лица, тут же отступил.
— Спасибо, — тихо, но твердо сказала она. — Я пойду проверю лошадей. А тебе очень советую вернуться к остальным и сказать им, чтобы начали собираться. И еще скажи им, что мы поедем на тот холм, о котором ты нам говорил. Он ведь в нескольких лигах отсюда? Договорились?
Он попытался что-то сказать.
— Я спрашиваю, договорились? — жестко повторила она.
Он кивнул, развернулся и побрел прочь. Урсула закрыла глаза и задрожала.
— Какой прекрасный вид! — крикнула Фаустина, пытаясь перекричать рев ветра.
Самый высокий холм из гряды Таунуса оказался больше похож на гору. Его вершина была расчищена, и на ней стояла наблюдательная башня, позволявшая воспользоваться всеми преимуществами возвышенной местности. Все шестеро стояли на верхней площадке башни. Сильный северный ветер развевал волосы и плащи за плечами. Охотники смотрели на север, на просторы германской земли.
Рустик указал вдаль на речную долину Майна. Там, ближе к горизонту, девушки рассмотрели пограничные валы, длинные линии укреплений, формировавшие саму границу. Она тянулась от Кофлуента[34] на двести с лишним миль на юго-восток к Кастра Регине на Дунае.
Рустик рассказывал им длинную смешную историю о том, как последний раз ездил в далекую крепость, но вдруг его неожиданно перебила Урсула.
— Смотрите! — Она указывала вниз, на плато прямо под ними. — Как вы думаете, что это?
Они смотрели, как весь лес между ними и пограничными валами, находящимися в пяти лигах к северу, вдруг ожил. Птицы взлетали с деревьев, на полянах сновала лесная живность — все они как будто были чем-то напуганы. А потом охотники увидели их — германцев.