– А когда состоится свадебный обряд?
– Через семь дней, – сказал Гвидон и расплылся в ослепительной улыбке. Довольный вид боярина не оставлял сомнений в том, что красота невесты не оставила его равнодушным. Что ж, в таком случае Гвидона можно только поздравить, ибо далеко не каждый брак в этом мире вершится по любви.
– Если ты не будешь возражать, – усмехнулся Оттон, – то я останусь в Голуни до твоей свадьбы.
– Это честь для меня, рекс, – вежливо наклонил голову Гвидон. – Ты всегда будешь самым дорогим гостем в моем доме.
Боярин Гвидон был настолько любезен, что пригласил Оттона Балта не только на свадьбу, но и на предваряющие ее смотрины. Разумеется, и сам жених, и его родные уже успели познакомиться с невестой, но все участники обряда старательно делали вид, что видят прекрасную Констанцию в первый раз. А гостей на смотрины собралось столько, что даже обширный терем воеводы Валии с трудом их вместил. Терем воеводы располагался вблизи Торговой площади, неподалеку от детинца и, безусловно, был одним из лучших в столице Русколании. Пока Оттон разглядывал его расписанные яркими красками стены, ввели невесту князя Гвидона, закутанную в белое покрывало. Констанцию сопровождали три девушки с непокрытыми головами и величественная княгиня Любава, которой Оттон уже имел честь быть представленным. Гости, успевшие занять свои места за пиршественными столами, расставленными вдоль стен, с интересом наблюдали, как невеста восходит на небольшой помост, сооруженный, видимо, специально для этой цели. Помост был покрыт ослепительно белым ковром, скорее всего, парсской работы. Княгиня Любава собственноручно откинула покрывало, скрывающее лицо девушки. Гости вежливо ахнули еще до того, как увидели невесту во всей красе, а поэтому им пришлось ахать повторно, но в этот раз уже вполне искренне, поскольку Констанция действительно была хороша. Оттон помнил Констанцию десятилетней и никак не предполагал, что из пугливой смуглой девочки вырастет такая красавица. Он тоже ахал и восхищенно цокал языком, пока его взгляд не упал на девушку, сопровождающую невесту. Рекса словно крапивой обожгло, и он застыл с открытым ртом, сильно позабавив своим видом Руфина.
– Друг мой, – шепнул Оттону патрикий, – негоже так смотреть на чужую невесту.
– Кто она? – с трудом овладел собой вестгот.
– Констанция? – переспросил удивленный Руфин.
– Я говорю о девушке, стоящей рядом с ней, – просипел Оттон севшим от волнения голосом.
– Это Радмила, дочь воеводы Валии, – пожал плечами Руфин. – Красивая девушка.
– Ты мне ее сосватаешь, патрикий, слышишь! Я не уеду отсюда без нее!
Вот тебе раз. А Руфин считал своего друга Оттона Балта едва не самым хладнокровным и рассудительным человеком среди варваров. А теперь вдруг выясняется, что под этой холодной оболочкой бьется горячее сердце человека, способного потерять голову от единственного взгляда женских очей. Очи, правда, были красивые. Да и сама Радмила была девушка хоть куда. Темноволосая, с чуть заметным румянцем на смуглых щеках. Но в Русколании, как успел заметить Руфин, не ощущалось недостатка в красавицах. И если бы не суровые нравы здешних обитателей, римский патрикий наверняка бы пустился во все тяжкие. Руфин, перешагнув рубеж тридцатилетия, многое растерял из прежнего юношеского пыла, но считал, что если прелюбодеев и следует карать, то не так сурово, как это делают венеды и готы. Все-таки чувство порой способно толкнуть человека на отчаянный поступок. И пример тому рекс Оттон, влюбившийся без памяти, правда, в девушку, а не замужнюю женщину, что в будущем сулило бы ему много бед.
– Хорошо, я поговорю с воеводой Валией, – согласился Руфин. – И отпусти мою руку, рекс, на ней и без того уже остались следы твоих пальцев. Если девушку не сговорили за какого-нибудь здешнего молодца, то вряд ли Валия станет возражать против такого зятя.
– Я его убью, – процедил сквозь зубы Оттон.
– Кого? Воеводу?
– Жениха! Если таковой объявится. А девушку украду.
Руфину достаточно было одного взгляда, вскользь брошенного на бледного рекса, чтобы понять очевидное – этот человек не шутит. И что страсть к красавице Радмиле захватила его целиком. Дабы успокоить взволнованного вестгота, Руфин обратился за сведениями к всезнающему Бермяте.
– Нет, – отмахнулся мечник. – Не было сговора. Радмиле всего шестнадцать лет. Торопиться некуда.
– Ну вот, – облегченно вздохнул Руфин, оборачиваясь к соседу. – За сердце девушки я, конечно, поручиться не могу, но рука ее свободна, рекс Оттон.
– Ты должен поговорить с воеводой сегодня же, слышишь Руфин, – горячо зашептал Оттон. – Я не хочу, чтобы меня опередили в самый последний момент.
Все-таки люди странные существа. И порой даже старые знакомые вдруг открываются с самой неожиданной стороны. У Руфина на рекса Оттона были свои виды, но он, по чести сказать, слегка побаивался хладнокровного вестгота, которого даже смертельная опасность не могла взволновать. А тут вдруг неожиданно выясняется, что есть слабина и у этого железного человека.
Свадьбы боярина Гвидона с Констанцией и рекса Оттона с Радмилой справляли в день Перуна, а потому главными действующими лицами в обряде были его волхвы. Воевода Валия пожертвовал Ударяющему богу годовалого быка, что было с удовлетворением воспринято ругами и венедами. Со стороны росомонских вождей протестов не последовало. И даже волхвы бога Белеса, всегда ревниво относившиеся к подобным жестам, в этот раз промолчали. Перун считался богом воинов, а потому в преддверии вражеского нашествия очень важно было выказать ему уважение. Это понимали не только руги и венеды, но и росомоны, и даже готы, видевшие в нем одного из самых почитаемых своих богов – Тора. Мяса быков, принесенных в этот день на жертвенный камень Перуна, хватило, чтобы накормить всю Голунь, а о браге для обывателей позаботились воевода Валия, патрикий Руфин и князь Коловрат, выступивший в роли названого отца при рексе Оттоне. Балт обратился с этой просьбой к великому князю Русколании по совету Руфина и тем самым снял возможные трения между ружскими боярами и росомонскими вождями. Ибо многие руги, раззадоренные соперничеством, собирались отклонить приглашение Валии на свадебный пир, что не могло быть расценено иначе как оскорбление. Зато участие в свадебных обрядах Коловрата снимало все противоречия.
Свадебный пир длился целую седмицу, далее гулять было невозможно, на носу была страдная пора, и неуместное веселье вождей явилось бы дурным примером для народа. Именно в последний день пира князь Коловрат, в присутствии ружских, венедских, росомонских и готских вождей, назвал своими соправителями и возможными преемниками обоих своих старших сыновей, Лебедяна и Серженя. Причем более всего бояр и вождей поразило, что князем венедского удела стал Сержень, а князем росомонского – Лебедян.
