Ознакомительная версия.
— Что, что вы себе такое позволяете? — завизжал пижон, когда руки участкового стали шарить по его карманам.
— Заткнись, сука! — Иван Иванович слегка оттянул назад правую руку и резким, отшлифованным за долгие годы ударом заехал под дых этому «дерзкому, самовлюблённому типу» (такую характеристику он дал Профессору с первой минуты знакомства), надолго отправив наглеца в нокаут.
— Здесь только удостоверение, — сообщил участковый.
— С фотографией?
— Так точно!
— А ну-ка, давай его сюда… «Профессор Селезнёв Вениамин Сигизмундович, Киевский политехнический институт», — прочитал вслух чекист. — А что, похож! — добавил с улыбкой, мысленно наслаждаясь неожиданно созревшим в его голове хитромудрым планом.
Тур тем временем взвалил себе на плечи недвижимую тушу и поволок её в машину.
— Что делать с ним?
— Пускай пока полежит возле тебя на заднем сиденьи. До Шацка он вряд ли оклемается. Когда я выйду, пересядешь на моё место. И вперёд, через леса, на соединение с нашими войсками.
— А дальше?
— Дальше… Потребуешь встречи с командиром и передашь эту гадину в руки особистов. Те знают, что с ним делать!
— А вы, товарищ капитан? — испуганно поинтересовался сержант Пахомов, обычно немногословный и никогда не задающий лишних вопросов.
— Я остаюсь на Свитязе. Курортный сезон только начинается…
18. Урочище Гряда, 23 июня 1941 года
Каково истинное положение дел на фронте, Ковальчук, естественно, не знал. Но, когда в 14:00 на Гряде никто не появился, понял: не так всё хорошо, как надеялись фашисты.
И правда… 23 июня 1941 года группа пограничников из 40 человек под командованием капитана Климова остановила беспорядочный отход подразделений 61-го и 253-го стрелковых полков западнее города Любомль, освободила из окружения командира и личный состав 61-го стрелкового полка и пошла в наступление, нанося противнику значительный урон.
Вечером 23-го и весь день 24 июня отряд оборонял подступы к Любомлю, сдерживая наступление превосходящих сил противника.
Как уже говорилось, Ковальчук ничего об этом не знал. Но верил, что врага остановят, разобьют, погонят, как собаку, на запад. Без задних ног, то есть лап!
Появляясь в условленном месте под личиной Селезнёва, он конечно же очень рисковал, ибо враг, скорее всего, уже знает о провале Пухарта и предпринимает соответствующие меры. Но какое-то внутреннее чувство (опыт, интуиция?) подсказывало контрразведчику, что он на правильном пути.
Ровно в 18:00 на горизонте «нарисовался» высокий и стройный лейтенант РККА, через каждые 10–15 секунд нервно поглядывающий на свои новенькие «Командирские» часы.
Иван Иванович остановился у ствола могучей берёзы так, чтобы его сразу могли заметить, и равнодушно уставился в другую сторону.
Офицер перешёл на бег.
— Штольце! — выдохнул он, тяжело дыша.
— Шпеер… — отозвался чекист.
— Приказано поступить в ваше распоряжение! — чётко отрапортовал диверсант.
— Хорошо. Вы один?
— Никак нет. Нас трое. Ещё столько же членов моей команды навсегда остались в белорусских болотах…
— Что поделать — война… Как вас величать?
— Генрих.
— Я для вас Профессор.
— Яволь!
— Давайте сюда своих людей. Будем через лес пробираться к месту дислокации…
— Слушаюсь!
«Лейтенант» свистнул. Откуда-то из кустов сразу появились двое его товарищей — ободранные, чумазые, совсем не такого бравого вида, как их командир.
«Да, ничего не скажешь, здорово потрепали вас наши парни!» — про себя ухмыльнулся капитан.
19. Хутор на Свитязе, 23 июня 1941 года
К лесному домику добрались без приключений. Сорвали замок и открыли дверь. Трогать окна не стали… Внутри помещения всё было, как в казарме: шесть кроватей, по три в каждой из комнат, и четыре тумбочки. Больше ничего.
— Располагайтесь, господа! Чувствуйте себя, как дома. В Альпах или на берегах Рейна.
— Данке шён, — лейтенант с сапогами завалился на чистую постель и закурил. — Вася — в боевое охранение, Паша — отдыхать!
— Есть!
— Подъём в 20:00.
Время тянулось необычно медленно.
«И какой с меня, к чёрту, Профессор? Не дай бог что-то спросят по химии или механике, — сразу клямка! Нет, зря я вляпался в эту авантюру, — думал Иван Иванович. — Без приказа, без связи… Где был? Почему не бросился с голыми руками на врага? Попробуй потом докажи, что у тебя не было иного выхода, что действовал строго по ситуации в интересах родной страны… Хоть бы Тур вышел к основным силам и доложил, кому следует, обо мне, а то шлёпнут свои же, если выживу, — и жалуйся потом кому хочешь, хоть Господу Богу, если он есть, конечно!»
Ровно в восемь вечера Василий вернулся в дом, разбудил товарищей, а сам улёгся спать.
Паша сменил его на посту.
А лейтенант, которого они между собой называли Григорием Ивановичем, остался бодрствовать в одной комнате с Ковальчуком.
— Что не спите?
— Не положено. В 21:00 — эфир… А мне ещё надо подготовить радиостанцию. Нашу пришлось оставить в тайнике под Брестом. Тащить с собой тридцатикилограммовый «Телефункен» не было никакой возможности. Вы не против помочь?
— С удовольствием.
«Блин, только этого мне и не хватало. И так жизнь на волоске… А если тот сигнал, что подал Вилли, на самом деле предупреждение об опасности, тогда и этот волосок будет оборван… Нет, непохоже… Иначе бы меня грохнули прямо на Гряде!»
Такой вывод действовал успокаивающе, и капитан следом за лейтенантом, так и не накинувшим на плечи гимнастёрку, поплёлся на улицу.
«Какое-то время у меня есть. Сутки-двое или час-другой, пока неясно, но есть!»
Григорий тем временем зашёл в хлев, разворотил копну сена и спустя мгновение вытащил на свет новенькую, в смазке, радиостанцию. Проверил комплектность и удовлетворённо хмыкнул:
— Всё на месте!
— Гут! — разделил его радость Ковальчук.
«А может, прибить его и закопать в сарае, а самому пуститься наутёк? Нет, я должен досмотреть эту комедию до конца!»
— Помогайте!
— Что делать?
— Несите «Телефункен» наверх!
Вдвоём они еле затащили радиостанцию на чердак. Лейтенант размотал антенну с грузом и через незастеклённое окно забросил её на ближайшее дерево. Затем щёлкнул тумблером. Приёмник захрипел, засвистел… Диверсант начал крутить верньер[10], но нужная частота всё время куда-то уплывала.
— Райс…[11] Кварц полетел! — прокомментировал он раздражённо. — Надо будить Василия. У него есть запасной.
«Тут мне и конец!» — подумал Ковальчук, искренне сожалея о том, что вместе с удостоверением сдал верного друга тэтэшника подполковнику Сурженко. Как положено — под расписку.
Ознакомительная версия.
